Николай Романецкий - Утонувший в кладезе

— Боги велят нам уважать желания родителей… Я прошу вас, сударь, извинить меня…

Сказано сие было таким тоном, что сразу становилось ясно — слова девицы соответствуют ее мыслям не больше, чем уверенному в себе колдуну — чувство страха. В мыслях у княжны Нарышкиной обреталось вовсе не смирение или смущение. Не воображайте себе, сударь чародей… Если бы не въедливость маменьки, я бы пред вами ввек не извинилась. Будь вы хоть сам Кудесник Остромир!.. Рылом вы, голубчик, еще не вышли, извинения великородной девицы выслушивать! И вообще…

Что — вообще, Свет придумать не успел, потому что Снежана, расценив молчание столичного гостя как стремление унизить оную великородную девицу, вновь — и на этот раз уже гневно — передернула раменами:

— Почему вы молчите, сударь? Нешто перед вами никогда не извинялись?

Серебряная с диамантами гривна, украшавшая шею княжны, засверкала в сиянии светилен, а полуобнаженные перси слегка колыхнулись из стороны в сторону.

Как ни странно, колыхание это вызвало в душе Смороды какое-то смутное ощущение, незнакомое и диковинное. Сердце его обмерло, а по телу внезапно разлилось слабое томление. Словно хворь пришла. Или некий могущественный волшебник наложил на чародея неведомое заклятье…

Все присутствующие в гриднице унеслись за тридевять земель. Дамы, с их глупой потребностью обязательно понравиться кавалерам; ратники, с их идиотским желанием непременно блеснуть перед дамами статью, удалью и остроумием; колдуны, с их проклятым противоестественным страхом…

А вот это уже никуда не годилось! Это ясно давало понять, что полуобнаженные перси взбалмошной девчонки стали вдруг для чародея Смороды важнее государственных забот. Такого ввек не было и быть не могло. Во всяком случае, перси Забавы — что бы там ни воображала себе сама Забава! — у него никакого томления не вызывали. Почему бы тогда не начать томиться, глядя на красиво изогнутую гарду доброго клинка?.. О тех же чувствах, что родила прошлым летом в его душе Вера-Криста, он давным-давно постарался забыть. Не следовало вспоминать о них и сейчас — чародея ждут государственные заботы. Серьезные и неотложные… Поэтому он тоже передернул раменами и сказал:

— Не волнуйтесь так, княжна. Я с удовольствием принимаю ваши извинения. В свою очередь, извините и вы, ибо у меня есть к вам один маленький вопросик… Откуда вам ведомо, что я должен искать убийцу Клюя Колотки? Я, по крайней мере, в вашем присутствии об этом не говорил…

Она вдруг зарделась, прикусила нижнюю губку:

— Брат тоже не говорил, не думайте! Однако любому мало-мальски соображающему человеку не сложно догадаться, зачем вы приехали в наш город. Ночью убили Клюя, а уже через несколько часов здесь появились вы…

Логика в ее словах имелась, тем паче что столичные гости были представлены Нарышкам в качестве «работников министерства безопасности». Во всяком случае ясно одно: княжна — далеко не дура. Ладушки-оладушки, учтем на будущее, но не дадим ей в этой схватке одержать победу над чародеем. Кстати, а с чего это она вдруг назвала убитого по имени?.. Впрочем, мне-то какая разница?!

— Я принимаю ваши объяснения. — Свет смиренно поклонился. — Надеюсь, впредь интерес к моему делу больше не будет заставлять вас соваться не в свое.

Снежанины ланиты просто взорвались алым. И даже шея пятнами пошла.

Свет включил Зрение — в ауре девицы полыхала теперь одна только ненависть.

— Старый самодовольный козел! — пробормотала княжна вполголоса, показала чародею язычок и тут же исчезла среди танцующих.

А Свет почувствовал несказанное удовлетворение.

Здорово он отбрил эту наглую девчонку! Будет знать, голубушка, как связываться с чародеем!.. Странные они все-таки существа, эти молодые девицы, считают, раз Додола наградила их привлекательной мордашкой да точеной фигуркой, значит им все дозволено. Вот и Забава, отдавшись ему, вдруг возомнила, что может командовать чародеем. Где вы были, Светушко-медведушко? Почему вечор так поздно вернулись? А я вас ждала!.. Ну, с Забавой-то «медведушка» разобрался быстро. Вылетела из кабинета, будто пробка из бутылки с шампанским!.. А с этой кикиморой и разбираться нечего, встретились, сказали друг другу пару ласковых и разбежались. Никакого следа в его жизни она не оставит… Однако, откуда же у кикиморы такая ненависть?

Он огляделся.

Бал шел своим чередом. Дамы, сияя разноцветными глазами, по-прежнему изо всех сил стремились понравиться кавалерам; ратники, выпячивая богатырские груди, все так же красовались перед дамами; братья-волшебники продолжали бояться неведомого… Тоска смертная! В Забавиных книгах бал — праздник души, а тут…

Нет, надо бы все-таки понять, что порождает в княжне Снежане столь сумасшедшую ненависть. Ведь он ничего плохого ей не сделал. Может быть, ненависть порождена страхом? Но с чего бы ей, этой девице, бояться чародея Смороду? А может, страх порожден нечистой совестью?.. Да, надо бы к ней, пигалице ядовитой, приглядеться получше, ох надо!.. Чем леший в лесу не играет, зазывая на ложе кикимору!

— Ну, как вы тут, чародей? Не утомило вас наше бурное празднество?

Свет очнулся от размышлений.

Рядом, дружелюбно улыбаясь, стояла раскрасневшаяся хозяйка дома. По-видимому, только что откружила вальс с очередным кавалером, изо всех сил стремясь понравиться. Да и ему, Свету, она сейчас понравиться не прочь, пусть он и стоит перед нею истукан истуканом. Ох уж эти мне женские штучки!..

— Все справно, сударыня. Праздник просто великолепен. Такие милые люди!..

— Я видела, к вам подходила Снежана… Надеюсь, она не докучала сударю чародею своими глупостями?

— Что вы, сударыня, у вас прекрасная дочь.

Нет ничего приятнее для любящей матери, чем услышать добрые слова о своем ребенке. Румяное лицо княгини просто расплылось в счастливой улыбке.

— Благодарю вас, сударь! Вы очень любезны! Не обращайте на выходки Снежаны внимания. Мне кажется, она была неравнодушна к Клюю Колотке и очень переживает его смерть. Вы же ведаете, как молоденьких романтических девиц иногда тянет к волшебникам. Она мне, правда, ничего о том не говорила, но ведь материнское сердце не обманешь…

Ага, обрадовался Свет. Вон тут в чем дело! Убили любушку, а преступника не ищут… Здесь не только столичных волшебников — богов возненавидишь!

— Простите, сударыня!

Свет обернулся.

Сзади стоял Буривой Смирный.

На взгляд обычного человека, он казался абсолютно спокойным, но Свет сразу понял, что соратник весьма и весьма напуган. Включил Зрение и убедился: аура Буривоя теперь мало чем отличалась от аур перетрухнувших ключградских колдунов.

— Простите, сударыня! — повторил Смирный. — Мне след поговорить с вами, чародей!