Тэд Уильямс - Марш Теней

Наконец они достигли маленького уютного двора с фонтаном. В глубине двора, там, где каменные плитки уступали место клумбам и песчаным дорожкам, Киннитан увидела огромный полосатый навес, способный вместить дюжину гостей. Под этим балдахином на горе подушек расположился мускулистый загорелый молодой человек, одетый в белые одежды, словно жених. При приближении Луан и Киннитан он поднялся и на минуту заколебался, выбирая, кому отдать предпочтение. Потом опустился на колено перед девушкой.

— Госпожа, вы так добры, что пришли, — проговорил он, поднялся и повернулся к Луан. — Уважаемая кузина, вы оказываете мне большую честь.

Луан вытащила из кармана веер и раскрыла его со звуком щелкающего клюва.

— Всегда рада услужить, капитан.

Джеддин жестом пригласил гостей расположиться под навесом, потом отправил слугу за прохладительными напитками. После непродолжительного обмена любезностями с Луан, вопросов о ее здоровье и здоровье самых важных персон из обители Уединения он вновь обратился к Киннитан:

— Луан говорила, вы помните меня.

Киннитан покраснела: она помнила только, как другие мальчишки обижали и унижали его. Очень сложно было соединить эти воспоминания с сегодняшней встречей. Мускулы капитана «леопардов» двигались под кожей, как мышцы настоящего леопарда. Киннитан однажды наблюдала это животное в клетке на базарной площади Солнечного Пути. Это был самый опасный зверь, какого ей доводилось встретить в жизни. Но, несмотря на явственно ощутимую силу, на зубы и когти, наводившие ужас, тот леопард выглядел грустным и потерянным, как будто вместо толпы людей он видел вокруг родные тенистые леса — видел, но не мог туда попасть.

В глазах Джеддина Киннитан, как ей показалось, заметила то же выражение, и оно удивило ее. Девушка решила, что придумывает небылицы, уподобляя красивого молодого мужчину плененному зверю.

— Да, капитан, я вас помню. Вы знали моих братьев.

— Верно.

Охотно, как обычно делают в таких случаях добившиеся высокого положения люди, Джеддин стал вспоминать давние дни на улице Кошачьего Глаза и описывать похождения юных сорванцов. Он и себя считал одним из них. Послушать его, так он был равным среди равных, а о бедах, что с ним приключались, он позабыл. Это звучало странно: так, словно Джеддин провел детство за расписной ширмой. Он придумывал собственную историю и вспоминал лишь то, что ему нравилось. Несколько раз Киннитан приходилось прикусывать себе язык — так сильно хотелось ей поправить рассказчика. Но что-то в самом Джеддине и в его манере говорить не позволяло Киннитан выразить сомнение, что его слова соответствуют действительности. Это было бы так же отвратительно, как поведение ее братьев, когда они толкали его в спину и заставляли бежать, а он спотыкался и падал.

Но вот принесли напитки. Пока слуги разливали чай и раскладывали по тарелкам сласти, Киннитан смотрела на Луан. Та не сводила глаз с Джеддина. В ее глазах горела жадность — с таким выражением она обычно следила, чтобы ей в чашку не забыли положить ложечку розового желе. Удивительно было не то, что Луан считала Джеддина привлекательным. Он действительно был красив: безупречное, как у статуи, тело, благородные черты лица, прямой нос, густые брови и удивительно яркие зеленые глаза. Изумляло другое: то, что Луан, давно вошедшая в зрелый, можно сказать, почтенный возраст и в свое время лишившая себя определенных органов, по-прежнему способна испытывать подобные чувства.

— Подумать только! — воскликнула Луан, прерывая тишину. — Через столько лет мы, соседи, снова встретились!

Теперь изумрудные глаза Джеддина обратились к Киннитан.

— Вы, должно быть, очень счастливы, госпожа. Из нас троих вы взлетели выше всех. Жена Бесценного! — Он опустил взгляд. — Беспримерная честь.

— Да, конечно, — ответила Киннитан.

«С таким же успехом я могла бы выйти замуж за подушку или сандалию», — чуть не вырвалось у нее.

Однако она сдержалась. Джеддин показался ей искренне верящим в автарка. По крайней мере, когда речь заходила о живом боге, в капитане отряда «леопардов» чувствовалось искреннее благоговение перед правителем.

— Я польщена его священным вниманием, — добавила Киннитан.

— Автарк благословлен… — Джеддин сделал паузу и, к удивлению Киннитан, покраснел.

— Он, наш автарк, благословлен самими небесами, особенно своим божественным отцом Нушашем, — неожиданно вклинилась в разговор Луан.

— Да, конечно. Восславим же Бесценного, — подхватил Джеддин.

Киннитан послушно повторила его слова, но никак не могла избавиться от ощущения, будто пропустила что-то очень важное.

— Нам пора идти, кузен, — сказала Луан и подала знак туанкам, чтобы те помогли ей встать.

Девушкам пришлось немало потрудиться, поднимая ее тяжелое тело, но они не отступили, как кочевники, устанавливающие переносное жилище на сильном ветру.

— Благодарю тебя за угощение и приятную компанию. — В голосе Луан прозвучала холодноватая нотка.

Джеддин тоже встал.

— Ну что ты, уважаемая кузина. Твой визит — большая честь для меня, — ответил он и поклонился сначала Луан, затем второй гостье. Он сделал это с изяществом, которое, впрочем, не удивило Киннитан: она полагала, что даже для солдата при дворе автарка умение ловко кланяться почти так же важно, как умение владеть мечом или оружием. — Жаль, что вы не можете погостить еще немного.

— Приличия не позволяют нам остаться дольше, — заявила Луан, уже направляясь к двери.

Служанки и Киннитан заспешили вслед за ней. Громадный стражник, ожидавший в коридоре, снова пристроился позади, сонный и угрюмый.

— Я что-то сделала не так? — Киннитан решилась на этот вопрос после продолжительного молчания, когда они уже приближались к воротам обители Уединения.

Луан лишь махнула рукой, то ли из осторожности, то ли от раздражения.

Когда они отошли подальше от высоченных стражников и оказались за стенами обители, Луан наклонилась к ней и сказала хриплым шепотом, чтобы не слышали туанки:

— Тебе нужно вести себя осторожнее. И Джеддину тоже стоит быть поумнее.

— О чем вы? За что сердитесь на меня?

Луан нахмурилась. Краска на ее губах начала расплываться, смешиваясь с пудрой. Киннитан впервые обратила внимание, как неестественно, даже жутковато выглядит ее покровительница.

— Я вовсе не сержусь, — ответила Луан, — но хочу напомнить, что ты больше не безродная девчонка с аллеи Пухового Плаща. Тебе оказана высокая честь, но ты живешь в опасном мире.

— Я не понимаю.

— Не понимаешь? Ты не видишь того, что яснее ясного? Этот мужчина влюблен в тебя.

Киннитан поразили ее слова. Но она не могла не заметить: страдание, отразившееся на лице Луан, больше напоминало муки отвергнутой возлюбленной, чем заботу о подопечной.