Глеб Дойников - Варяг

В присутствии спешно собраных по столице коллег Вадик резко сменил тон: никакой фантастики, мистики, главное — убедить известнейших профессионалов. С царем заранее договорились, что об истинной природе доктора никто, кроме самого императора, узнать не должен.

— В своём морском путешествии на Дальний Восток я заинтересовался исследованием привыкания русских матросов к тропическому климату. В числе прочего брал у каждого в разных широтах по две-три капельки крови для исследования, в надежде обнаружить изменения, вызываемые климатом. Сравнивал их между собой и с пробами крови аборигенов тропиков, — Вадик приступил к научной части.

— Увы, изменений состава крови в зависимости от климата мне выявить пока не удалось. Зато обнаружилась совершено поразительная вещь — все пробы можно разделить на четыре группы. И внутри каждой группы уже невозможно отличить, кровь ли это русского, татарина, малайца или корейца. В конце декабря я решился на эксперимент. Выбрал двух матросов из заведомо разных губерний, но одной и той же группы крови. Взял у каждого по четверть фунта крови и сделал их "кровными братьями", перелив кровь одного другому и наоборот, — признаные мэтры медицины кто тихо, а кто и не очень офигевали от дерзости научной практики и наглости экспериментов над живыми людьми.

— Уже спустя час после подобной процедуры оба они себя чувствовали так, словно ничего и не происходило. Это значит, что в случае хирургической операции или при заболевании крови, — Вадик постарался выделить интонацией, — можно существенно облегчить процесс возвращения пациента к нормальной жизни за счёт вливания ему крови здоровых людей. Когда же я однажды по ошибке перелил кровь не той группы раненому корейцу, тот весьма быстро скончался.

Видя, что коллеги целиком прониклись перспективами, а император несколько заскучал, обдумывая дальнейшую судьбу наследника, Вадик вытащил из рукава последний козырь: — В древнем Риме придворные медики научились облегчать роды жён Цезарей с помощью кесарева сечения. У нас же есть шанс дополнить медицинскую практику спасения жизни процедурой переливания крови — так чтобы во всех учебниках на века значилось царское донорство. И чтобы его ассоциировали не с британской или германской фамилиями, а с Россией и домом Романовых.

Вадик набрал в лёгкие воздуха побольше и чуть не поперхнулся — ему пришло на ум старое, еще большевитское прозвище Николая Второго — Николай Кровавый… Вот уж востину — накаркали боьшевички. Но отбросив посторонние мысли, Вадик сосредоточился на запудривании мозгов коллегам и самодервжцу.

— Но если мы промедлим, то переливание крови введут в массовую медицинскую практику и без нас. Да ещё и назовут именем какого-нибудь президента, короля или папы римского. Чтобы не потерять приоритет, и научиться спасать больных с врожденными заболеваниями крови (Николай Второй болезненно дернулся) нужно следующее, — и перешёл к изложению подробностей предстоящей работы.

Его слушателя заворожено хлопали ресницами. Вдохновленный и одновременно напуганный самодержец пообещал всемерное содействие, после чего доктора удалились, оживлённо обсуждая детали предстоящей работы. Как-то само собой получилось, что охрипший и оголодавший Вадик остался на ужин у Боткина, а потом и вовсе заночевал в одной из гостевых спален — ведь собственным углом в Петербурге он так и не успел обзавестись.

Утром за завтраком доктор Банщиков ошарашил своего коллегу просьбой организовать ему встречу одновременно с министром финансов и тремя-четырьмя представителями крупнейших русских банков. После чего спросил несколько адресов и отправился строить себе цивильное платье, подыскивать квартиру и заниматься прочими скучными, но необходимыми повседневными делами.

Слово государя, конечно, закон. Но между словом и делом подчас бывают перерывы. Несколько дней Николай Александрович раздумывал над тем, кого из родни стеснить в пользовании каким-нибудь из дворцов поплоше для размещения "Института крови"; какой из полков гвардии отрядить для экспериментов по донорству; какую статью расходов двора ужать, чтобы донорство стало царским не только по названию…

Одним словом, уже к концу недели весь двор знал, что герой с «Варяга» лекарь Банщиков является новым властителем дум самодержца. Хотя в подробности официально никто не был посвящён, но кто-то уже трясся за «свои» дворцы, кто-то наоборот, жил надеждой на будущие дивиденды от монаршьих благоволения. Безразличных практически не было.

Поэтому особых усилий Боткину прикладывать не пришлось — каждый из участников созванного Вадиком совещания с готовностью принял приглашение — кто выслушать героя, кто посмотреть на новую дворцовую диковинку, кто оценить перспективность для роли фаворита. Главным намерением собравшихся было попытаться "что-то с этого поиметь", и разочарованными они не остались. Скорее наоборот.

— Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, — начал Вадик у развешенной на стене карте мира, — России объявлена война.

— Знаю, что вы в курсе, — перекрыл он недоумённый шёпот, — но вы совершенно не имеете представления о характере ведущейся войны и её возможных результатах. Это не война пехотного батальона против взбунтовавшихся хунхузов и даже не поход пехотной дивизии на завоевание Бухары и Хивы. Присутствующий здесь господин Коковцев, подтвердит, что по объёму затраченных обеими сторонами средств с учётом достраивающихся на Балтике кораблей и перебрасываемых на Восток дивизий война с Японией уже сейчас превосходит предыдущую войну России с Турцией.

В планах Японии затяжная война и разгром русских сил по частям: они уже начали громить артурскую эскадру, затем возьмутся за владивостокские крейсера. В худшем случае — когда новейшая эскадра с Балтики придёт на Дальний Восток — она без поддержки уже имеющимися там сейчас силами тоже не сможет победить японцев. В результате они по частям разгромят на море вдвое превосходящий их русский флот.

Картина боевых действий на суше может быть аналогичной — полков и дивизий у нас, конечно, больше, но перебрасывать по транссибирской магистрали мы можем их лишь небольшими группами. При выдвижении в район боя нашей пехотной дивизии по грунтовой дороге для преодоления двадцати вёрст требуются сутки. Их пехотная дивизия морем это же расстояние преодолеет всего за час. В результате у японцев, как и на море, есть возможность бить нас по частям, выставляя против одной нашей дивизии пять-десять своих.

Может, вам подобное изложение событий и внове, но с точки зрения нейтральных штабистов где-нибудь в Лондоне или Вашингтоне всё к этому и идёт. Они сами уверены и своих банкиров убедили, что в начавшейся войне победит Япония.