Скотт Линч - Обманы Локки Ламоры

В сердце Обители Хрустальных Роз раскинулся жаждущий сад.

Это место являлось апофеозом Каморра — таинственное творение Древних, опасное сокровище, забытая игрушка неведомых шутников. Древнее стекло, тут и там блестевшее меж камней постройки, служило прямым посрамлением всего человеческого искусства — точно так же, как Пять башен и дюжина других реликтов, разбросанных по всему Каморру. Много веков назад люди без особых на то прав захватили памятники чужого величия и славы, вроде бы обжились и привыкли к этим диковинным монументам — но все же с опасливым удивлением продолжали гадать об их назначении. Обитель Хрустальных Роз считалась наиболее величественным и опасным местом на склонах Альсегранте. Тот факт, что оно принадлежало дону Маранцалле, служил доказательством величайшего уважения и благоволения со стороны герцога.

На следующий день незадолго до полудня Жеан Таннен уже стоял перед воротами башни дона Маранцаллы. Внешне она представляла собой пятиэтажную громаду — круглую в плане постройку из серого камня и серебристого стекла. Рядом с ней раскиданные по склону холма виллы аристократов казались кукольными домиками, жалкими архитектурными макетами. Волны ослепительного жара обрушивались на башню с безоблачного неба, воздух был насыщен слегка перекисшими испарениями, тянущимися с поверхности разомлевшей на солнце реки. Рядом с тяжелыми дубовыми воротами в каменной стене обнаружилось смотровое окошко из матового стекла. За ним двигались смутные силуэты, из чего Жеан сделал вывод, что его появление не прошло незамеченным.

Он вынужден был перейти Анжевену по «кошачьему мостику», и пока преодолевал эти шестьсот футов скользкой поверхности, отчаянно цеплялся потными руками за страховочные веревки. Южный берег Зантары, второго по величине из Альсегрантских островов, не мог похвастаться настоящими мостами. Аристократы пользовались услугами лодочников, платя за них по медяку, народу победнее приходилось переправляться по «кошачьим мостикам». Для Жеана это был первый опыт, и он с ужасом смотрел на бывалых ловкачей, пренебрегающих веревочными перилами. Вновь оказавшись на каменной мостовой, он вздохнул с огромным облегчением.

Вопреки ожиданиям, проблем со стражниками не возникло. Потные «желтые куртки», дежурившие на входе в Зантару, без возражений пропустили мальчика и в двух словах объяснили, как пройти к башне. Жеан насторожился, заметив странные усмешки на лицах солдат. Что в них было — страх или жалость?

— Ждем тебя назад, парень! — крикнул один из стражников вдогонку Жеану.

Значит, и страх, и жалость сразу. Мальчик задумался, не рано ли обрадовался своей удаче.

Противовесы в механизме ворот заработали со скрипом и треском, между створками образовалась черная щель. Еще мгновение спустя они окончательно разъехались под совместными усилиями двух мужчин в кроваво-красных куртках и широких шелковых поясах. Жеан успел заметить, что каждая створка вырезана из цельного дерева в полфута толщиной и дополнительно укреплена железом. Мальчика тут же окатила волна различных запахов — замшелых камней, застарелого пота, жареного мяса и корицы. Это была атмосфера долгой жизни за каменными стенами с ее сытостью и безопасностью.

— Проходи, тебя ждут, — нетерпеливо махнул рукой один из мужчин, когда Жеан предъявил свой пропуск. — Будь гостем дона Маранцаллы и чувствуй себя как дома.

Вдоль левой стены богато убранного зала тянулась кованая винтовая лесенка. Жеан в сопровождении привратника начал подниматься по узким ступеням, тщетно борясь с одышкой и потливостью. Входные двери с грохотом захлопнулись за его спиной.

Они миновали три этажа; каменные полы устилали толстые красные ковры, стены украшали бесконечные драпировки, в которых Жеан узнал боевые стяги. Дон Маранцалла был личным герцогским мастером клинка и капитаном «черных курток» на протяжении четверти века. Эти окровавленные обрывки ткани стали последними свидетельствами легендарных битв, в которых Никованте и Маранцалла сражались плечом к плечу. Войны Стального моря, восстание Бешеного Графа, Тысячедневная война с Тал-Верарром…

Наконец винтовая лестница привела их в маленькую полутемную комнатку чуть больше чулана, освещенную мягким красным светом бумажного фонаря. Провожатый взялся за медную ручку, но прежде, чем открыть дверь, повернулся к Жеану.

— Ты входишь в Сад-без-Ароматов, — сказал он. — Шагай осторожно и ни к чему не прикасайся, если дорожишь жизнью.

Лишь после этого он распахнул дверь на крышу. Глазам Жеана предстало столь яркое и необычное зрелище, что мальчик невольно отшатнулся.

В ширину Обитель Хрустальных Роз была вдвое больше, чем в высоту — диаметр крыши равнялся по меньшей мере ста футам. На одно страшное мгновение Жеану показалось, будто он стоит перед пылающим алхимическим очагом. Все, что прежде доводилось слышать мальчику, не смогло подготовить его к лицезрению этого места под ярким летним солнцем. Казалось, будто расплавленные бриллианты сочатся по тысячам нежных вен и дробятся на миллионы граней. Перед ним раскинулся огромный розарий; рядами вставали идеально выточенные лепестки, стебли и шипы — неподвижные, лишенные гибкости, оживленные лишь отраженным огнем. Недаром этот сад назвали Садом-без-Ароматов. Все растения здесь были выточены из Древнего стекла — сотни тысяч цветов, каждый из которых являл собой абсолютное совершенство. У потрясенного Жеана закружилась голова, он шагнул вперед с раскинутыми руками, заставил себя закрыть глаза, чтобы не видеть этого великолепия, но и тогда темноту перед его глазами расцветили отблески ожившего света.

— Я понимаю, поначалу это зрелище ошеломляет, — слуга дона Маранцаллы мягко, но уверенно взял мальчика за плечо. — Подожди несколько мгновений, твои глаза привыкнут. Но, во имя всех Богов, будь осторожен! И помни: ни к чему нельзя прикасаться!

Действительно, через несколько секунд первый шок прошел, и Жеан смог более внимательно разглядеть это искрящееся и переливающееся зрелище. Прозрачные розы стояли рядами, самый ближний из них начинался в двух шагах от мальчика. Глядя на эти безукоризненные изваяния, Жеан вспомнил легенду, что якобы всемогущие Древние в один миг заморозили все великолепие летнего дня — каждый лепесток, каждую былинку. Однако безмятежное совершенство Сада-без-Ароматов нарушалось хаотически разбросанными яркими пятнами. То здесь, то там на стеклянных цветах — прямо внутри них — виднелись какие-то полупрозрачные буро-красные пятна, словно замерзшие облака ржавого дыма.

Этот дым был человеческой кровью.

Каждый лепесток, каждый шип и листок имели острейшие грани, которые резали лучше самых наточенных клинков. Одно неосторожное прикосновение — и человеческая плоть рвалась, как бумага, а стеклянная роза окрашивалась пролитой кровью. Если верить слухам, экспонаты Сада-без-Ароматов имели необычное свойство втягивать кровь внутрь своих стеклянных стеблей, обретая при этом краски. Наверное, если бы саду пожертвовали достаточно жизней, то каждый цветок окрасился бы в глубокий алый цвет. Кое-кто утверждал, что розы просто пьют кровь, текущую из раны. Но другие с ними спорили и доказывали, что сад ВЫСАСЫВАЕТ кровь из своей жертвы и способен осушить человека до дна, воспользовавшись самой мелкой царапиной.