Вера Камша - От войны до войны

– Я не хочу… Не могу, чтоб с него сдирали шкуру и подковы, – прошептала сестра.

– Обещаю тебе, Бьянко никто не тронет. Его похоронят на берегу. А ты, если хочешь, посадишь там цветы.

– Посажу… Серебристые ирисы. Это мои цветы, – она приподняла тяжелую мертвую голову и поцеловала в лоб. – Ричард, – сестра больше не плакала, покрасневшие глаза смотрели жестко и холодно, – я никогда не прощу матушке Бьянко. Никогда!

Дик растерялся. Нужно было спорить, уговаривать, мирить, а он не мог, потому что Айрис была права. То, что совершила мать, было безбожно. Можно убить человека, которого ненавидишь, но лошадь или ребенка… Юноша вновь перенесся в растревоженную криками и мечущимися факелами ночь, когда другой человек точно так же стоял на коленях над упавшим конем. Айрис и Бьянко, Рокэ и Моро…

– Ричард, – глаза Айрис вновь вскипели слезами, – забери меня отсюда! Я не хочу здесь оставаться. С ней…

– Айри, – Дик, сам того не замечая, заговорил с сестрой так, как Рокэ говорил с раненым Моро, – я не могу тебя забрать прямо сейчас, но…

– Постой, Ричард, – в голосе Наля зазвучала странная решимость, – Айрис… Я, конечно, понимаю. Я не прекрасный рыцарь… Я – толстый, я бедный… Я не герцог, я никогда не стану генералом… Но если ты не можешь здесь оставаться, я готов… То есть я могу… Выходи за меня замуж, я увезу тебя!

В любой другой момент вид кругленького, опрятного Наля, преклонившего колено посреди старой конюшни, был бы просто смешон, но только не сейчас. Айрис прекратила плакать и, отняв руки от лица, с удивлением взглянула на Реджинальда, словно увидев его впервые:

– Наль… Ты с ума сошел? Я…

– Нет… То есть да, сошел. – Наль, пыхтя, поднялся и принялся отряхивать прилипшие соломинки. Дику показалось, что у кузена трясутся губы. И это опять-таки было бы смешно, если бы все не было так плохо.

Наль не виноват, что он некрасив. Он добрый, умный, преданный, только Айрис за него не пойдет. Никогда.

– Наль, – Дик сам подивился своей горячности, – Айрис маленькая совсем… И потом, мы же родичи!

– Я все понимаю, – кузен уже справился с собой и улыбался, – просто ты просил меня позаботиться об Айрис. Ну, тогда, перед дуэлью, вот я и вообразил… Ты же знаешь, какой я обстоятельный.

– Ты – настоящий друг. – Дик готов был сквозь землю провалиться. Он и думать забыл о том злосчастном разговоре. Это же было так давно, еще до войны, а Наль вообразил себе невесть что.

– Да, – твердо сказал Наль, – вы с Айрис всегда можете на меня рассчитывать.

Айри вздохнула и опустила голову, Дик прекрасно знал эту ее привычку – когда сестренке было стыдно, она вела себя именно так.

– Понимаешь, – Айрис Окделл совсем по-детски шмыгнула носом, – я выйду замуж за того, кого люблю. Или умру.

– Мужем дочери Эгмонта Окделла будет лишь достойный. – Откуда матушка узнала? И зачем она пришла сюда? Наверняка ее вызвал старший конюх. – Айрис, отправляйтесь к себе и принимайтесь за работу. Я вечером навещу вас.

Сестра вздрогнула, но не ушла, а придвинулась поближе к Дику. Юноша почувствовал, что у него внутри все закипает. Это было опасно. Он не может, не должен перечить матери, огорчать ее. Ей пришлось столько пережить после смерти отца, она замерзла в своем горе, в своем желании отомстить…

– Эрэа Мирабелла, – залепетал Наль. – Мы… Мы не делали ничего такого… Айрис очень расстроила смерть лошади… Мы понимаем, это все случайность… Что-то попало в сено, это бывает…

– Если кто-то из конюхов уничтожил лошадь, присланную Вороном, – губы матушки сжались в одну линию, – я не намерена его наказывать. Простые люди оказались благороднее и совестливее моих собственных детей. К вам, Реджинальд, это не относится. Я знаю, что вы истинный Человек Чести.

– Эрэа Мирабелла, – кузена трясло, но он не сдавался, – Дик связан присягой оруженосца…

– Он дал ее по доброй воле, – глаза матушки сверкнули, – по доброй воле! Его никто не принуждал. Ради того, чтоб остаться в столице и вести праздную, беспорядочную жизнь, он предал память отца, предал дело всей его жизни и принял покровительство негодяя и предателя.

– Герцог Алва верен Талигу и своему королю, – Дик сам испугался вылетевших у него изо рта слов, но остановиться не мог. – Святой Алан, кто виноват, что Люди Чести струсили перед Дораком, а Ворон – нет?! Кто виноват, что Люди Чести приводят в Талиг иноземцев, а Ворон их бьет? Кто…

– Замолчи! – Она никогда еще так не кричала, а глаза… Эти красные точки вокруг них… Наверное, там что-то порвалось.

– Эрэа, – Наль попытался втиснуться между матерью и сыном, – эрэа, вам вредно волноваться. Дик всегда был и будет послушным сыном. Если вы прикажете, он останется в Надоре, он…

– Ах, вот как? – герцогиня придвинулась к сыну. Пожалуй, ни одна женщина не подходила к Дику ближе. Кроме Марианны. – Что ж, хорошо. Вот мы и проверим, чего стоит сыновняя покорность. Ричард, я готова вас простить, но вы не вернетесь к Ворону. Слышите? Вы останетесь здесь.

– Вы, матушка, сами отослали меня в Лаик и больше не можете мне приказывать! – Вот и все. У него нет отца, сейчас не будет и матери. – У меня есть эр, у меня есть король, моя верность и моя Честь принадлежат им. Повелители Скал держат слово. Я присягнул Рокэ Алве и Фердинанду Оллару, и я буду служить им.

– Эрэа, – Наль не оставлял попыток предотвратить неотвратимое, – Ричард уже теперь кавалер Талигойской Розы. Он станет генералом, отстроит Надор…

– В таком случае, – надменно произнесла вдовствующая герцогиня, – мне остается покинуть замок и поселиться в лесной хижине. Я буду нищенствовать, но я не стану жить с сыном, берущим про́клятые деньги.

– Эрэа…

– Не надо, Наль, – Ричард сжал плечо кузена, – я за себя как-нибудь сам отвечу. Святой Алан, мне плевать, кто по закону хозяин Надора! Пока я жив, матушка, этот замок – ваш, и вы можете делать в нем все, что хотите. С замком, но не со мной. Я – взрослый человек, у меня своя голова и своя дорога. Я не собираюсь ради старой вражды скормить Талиг гайифцам и гаунау.

– Еще одно слово, – лицо герцогини стало снежно-белым, – и я прокляну вас.

– А еще одна война, и вас с вашей ненавистью проклянет весь Талиг, – выкрикнул Дик.

Испуганный Наль бросился между ним и матерью, что-то бубня и нелепо размахивая руками, но Дик не вслушивался. Очень спокойным голосом он приказал седлать Сону. Наль все еще что-то плел. Матушка молчала, по щекам Айрис текли слезы. Ричард подошел к сестре и взял ее за руку:

– Не бойся, девочка. Через год я заберу тебя отсюда, и ты выйдешь замуж за того, за кого хочешь. Клянусь тебе. Матушка, я – герцог Окделл и Повелитель Скал, и я должен носить родовой знак. Я заберу его.

Ричард поклонился матери и вышел вон. Нужно было собраться, хотя у него так мало своих вещей.