Вера Камша - От войны до войны

Закончить гостю не дали. Авнир с бешено горящими глазами выбросил вперед руку, указывая на слегка опешившего эсператиста:

– Ты! Ты сам изобличил себя своими же устами. Вся ваша эсператистская параферналия – потакание человеческому злу и человеческой слабости, которая есть зло семикратное.

Все сомнения – зло! Все ошибки – плод злой воли, ибо только по злой воле может человек, творение Создателя, отклониться от замысла своего Творца, который есть источник всего и совершенное Добро. Несовершенство есть оскорбление Создателя, а оскорбление Создателя страшнейшее из всех зол! Его следует выжигать каленым железом, а не придумывать ему оправдания и делать для него костыли. Ибо Создатель – судья беспощадный и огонь пожирающий! И все, кто на волос отступил от него, ненавистны ему.

Луизе стало страшно. Она не была суеверной, но кричащий человек в черном казался предвестником беды. Капитанша сама была не прочь поорать на родичей, но ярость епископа Олларии была совсем иного рода. Теперь Луиза предпочла бы оказаться подальше от Нохского аббатства, но подняться и уйти посредине диспута было невежливо. Ее новые знакомые, без всякого сомнения, были людьми влиятельными и знатными. Пусть она понадобилась Марианне в качестве пугала, она стерпит. Нельзя до конца своих дней зависеть от прихоти матери, особенно если у тебя на шее пятеро…

Святая Октавия, она продолжает думать о Цилле как о живой. Плевать на Авнира, она прорвется к агарисскому епископу и выпросит у него эсперы для уцелевших детей. Луиза вцепилась руками в подлокотники и несколько раз вздохнула, заставляя себя успокоиться. Она не станет смотреть на Авнира, она пришла сюда не ради него.

– Нет ошибок, – казалось, орать громче невозможно, но олларианцу это удалось, – есть грехи малые и большие! Грешные подлежат суду! Нет прощения согрешившим и упорствующим! Нет прощения тем, кто оскорбил Создателя!

– Создатель – отец наш, – подался вперед Оноре. – Он любит нас, любит бескорыстно – и нет в мирах бескорыстнее любви, потому что Ему ничего не нужно от нас! – Первый раз за все время в голосе гостя послышался гнев. Видимо, с точки зрения ордена Милосердия худшего заблуждения нельзя было даже придумать. – Он сотворил нас не для себя, но для нас, для того, чтобы мы были. Он каждую секунду держит нас в бытии… не это ли свидетельство безграничности Его любви?

Он судия – потому что не терпит Зла, и Зло не терпит его. Но, вернувшись в этот мир и узрев, что дети Его сошли с праведного пути и поклонились демонам, разве разрушил Он сам мир? Он изгнал демонов и поразил их слуг, а людям даровал прощение и оставил великий дар – Церковь Ожидания. Наш Создатель, наш отец никогда не отвернется от нас. Это мы можем отвернуться от Него, закрыв свою душу и сердце. Это мы можем перестать любить Его, а Его любовь неизменна. Тот, кто отказывает Создателю в праве любить и прощать – ненавидит Его. Тот, кто утверждает, что Создателю ненавистны Его творения – враг Ему. Тот, кто отрицает Церковь, хранящую слово Его, – губитель душ и слуга Чужого, как бы он себя ни называл.

– Это так, – Луиза вздрогнула, услышав горячечный шепот Марианны, – Авнир ненавидит нас всех! Господня Роза, он же совсем сумасшедший!

Это походило на правду, олларианец не спорил, не пытался убедить, он исходил злобой, казалось, у него на губах вот-вот покажется пена. Авнир и впрямь был готов выжигать каленым железом то, что почитал злом. Сейчас гнев епископа был обращен на агарисского проповедника, но Луизе казалось, что Преосвященный готов живьем сжечь всех, оказавшихся свидетелями спора. Так, на всякий случай, чтоб в их сердцах не проросли зерна ереси.

Спор стал безнадежным. Авнир вновь и вновь кричал об идолопоклонстве, умалении Создателя и непростимых грехах. Оноре твердо стоял на своем рубеже. Для него и впрямь люди были детьми Создателя, епископ любил их такими, какими они были, несовершенными, растерянными, иногда злыми, порой немыслимо добрыми, жадными, щедрыми, правдивыми, лживыми… Ради их спасения Оноре готов был на многое, если не на все.

Склока между церковниками продолжалась, но Дику было не до теологии, юноша сосредоточенно прикидывал, когда и как следует выйти, чтобы на крыльце столкнуться с баронессой Капуль-Гизайль, и что ей сказать. Разумеется, Ричард понимал, что с его стороны это очень дурно. Он должен думать о том, как помочь сестре, и хранить верность своей королеве, но вид Марианны в строгом черном платье и воспоминания о том, что это платье скрывало, выбили юношу из колеи.

Авнир и Оноре говорили о вечной жизни, Добре, Зле, греховности и праведности, а Ричард Окделл то и дело оглядывался на белокожую красавицу и вспоминал то, что в горах Сагранны и Надорских галереях казалось мелочами или грязью. Дик хотел видеть Марианну, и это желание вытеснило и голос совести, и остатки здравого смысла.

Когда святые отцы наконец закончили, юноша торопливо скользнул к выходу, одним из первых выскочил на крыльцо и сбежал во двор. План молодого человека был прост – он подождет за колонной слева от ворот, откуда прекрасно видно выходящих. Как только Марианна с супругом пройдут мимо, он двинется следом, в воротах нечаянно заденет барона, извинится и узнает знакомых, а дальше – как получится. По расчетам Ричарда, баронесса должна была выйти минут через десять, так как сидела на балконе. Юноша приготовился ждать, мысленно перебирая приличествующие случаю фразы.

– Дикон! А я боялся, что ты убежишь!

Этого еще не хватало! Наль! Ричард с большим трудом выдавил из себя улыбку:

– Решил вот послушать. Я тебя не видел.

– Еще бы. Я не состою в оруженосцах у Ворона, так что мог разве что на галерею пробиться, среди вельмож мне делать нечего. Ждешь Преосвященного?

Ричард кивнул. Оноре Дика не интересовал нисколько, хоть и казался приятным человеком, но не признаваться же Налю, что он подстерегает знаменитую куртизанку. Кузен бы не понял, да и куда ему с его внешностью и манерами?!

– Оноре – молодец, – глазки родича блестели от восторга, – от Авнира осталось мокрое место, так аспиду и надо!

– Крик – худший из доводов, – небрежно заметил Ричард, без зазрения совести повторяя слова господина Шабли, – как думаешь, Дорак и вправду болен?

– Нет, разумеется, – Наль для вящей убедительности тряхнул головой, – просто понял, что крыть нечем, и выпустил вместо себя своего прихвостня. Он…

Кузен пустился в рассуждения о диспуте. В отличие от думавшего о земном Дика, Наль помнил все приводимые сторонами доводы. Толстяк разливался соловьем, но Ричарду было не до религиозных догматов. Юноша с тоской смотрел, как барон Капуль-Гизайль придерживает двери, пропуская Марианну, идущую под руку со все той же уродливой вдовой. Если бы не прилепившийся намертво кузен, юноша смог бы «нечаянно» столкнуться с красавицей, но отделаться от Наля было невозможно.