Вера Камша - От войны до войны

Кардинал медленно вздохнул, прислушиваясь к едва не предавшему его сердцу. Бьется и даже не болит, просто чувствуется. Обошлось! Агний, намертво встав на пороге его спальни, спас ему жизнь… Узнай он о том, что творится в городе, не понадобилось бы ни яда, ни кинжала. У Дораков всегда было плохо с сердцем. Отец умер в пятьдесят два, а ему – пятьдесят восьмой.

Сколько же ему осталось? Года три, от силы – четыре… Может, и больше, если бросить все и уехать к морю или в Бергмарк, в горах живут долго, но разве уедешь, когда на троне ничтожество, а вокруг – живоглот на живоглоте и осел на осле! Он выпал из жизни всего на три дня – и переговоры сорваны, провиантские склады сожжены, а потерявшие товар иноземные купцы в лучшем случае потребуют возмещения убытков, а в худшем позабудут дорогу в Талиг!

Его Высокопреосвященство невесело ухмыльнулся, представив гору, которую сначала придется поднять, а потом свалить на чужие плечи. Ничего, за три года можно успеть многое, и он успеет, потому что иначе все пойдет прахом.

Нужно закончить войну в Торке, поставить на место Гайифу, рассорить ее с союзниками и оставить Талиг на приличного короля или регента и избавить его от змей в собственной кровати. После этого можно и в Закат, потому что в Рассветных Садах таким, как Квентин Дорак, делать нечего.

– Ваше Высокопреосвященство, – Лионель Савиньяк сдержанно поклонился, – все уже собрались. Ждут только вас и Его Величество.

Его Величество… Любопытно, хоть кто-нибудь, произнося титул, вспоминает, что он происходит от слова «величие»? Франциск был невысоким, плотным, с хищным носом и тяжелым подбородком. Но невзрачный сын незначительного окраинного герцога и дочери негоцианта стал великим королем. Он сделал лишь одну ошибку – оставил трон не пасынку, а сыну…

– Идемте, генерал, – кардинал кивнул Лионелю. Умный человек и служит не себе, а Талигу. Как и все в этом роду. Жаль, братьев Савиньяк всего трое, и жаль, что Ариго аж трое. Неужели Эмиль не завидует близнецу? Разминуться с графским титулом на какие-то полчаса… Убивали и за меньшее.

– Лионель, вы хотя бы иногда вспоминаете, что вы кровные вассалы Эпинэ? [32] В древности Великие Дома состояли из рода Повелителя Стихии и четырех родов изначальных (кровных) вассалов, связанных с Повелителями кровными узами. После создания Золотой Империи Повелители получили герцогские короны и власть над провинциями, а их вассалами стали и другие семейства. Впоследствии многие из новых вассалов породнились с Повелителями и изначальными вассалами, но все равно в старой талигойской иерархии стояли ниже последних, даже обладая такими же титулами, большим богатством и влиянием.

– Только когда напоминают, – улыбнулся Лионель Савиньяк. – Наш предок решил, что умнее жить настоящим и будущим, чем прошлым. Я думаю, это правильно.

Эмиль не преминул бы в ответ спросить, что думает о кровной присяге Квентин Дорак из Дома Молнии. Что ж, каждому свое. Одному стоять у трона, другому вести в бой конницу.

– Вы правы, Лионель, – медленно произнес кардинал, – но у настоящего есть весьма неприятная привычка становиться прошлым. Если его, разумеется, не пришпорить.

Капитан личной королевской охраны очень внимательно посмотрел на Его Высокопреосвященство:

– Я не знаю, правильно ли я понимаю…

– У вас будет время подумать, – улыбнулся кардинал. Они пришли. Тяжелые двойные двери, украшенные изображением сторожевых псов, стерегли Овальный кабинет, называемый также Тайным. Здесь говорили о том, что не предназначалось для чужих ушей. Правда, Его Высокопреосвященство предпочитал обсуждать секреты в Старом парке или, в крайнем случае, в саду своей резиденции, но если в Тайном Совете заседают король и кансилльер, совещаться можно и в солдатском борделе. Хуже не будет.

Кардинал, мило улыбаясь, вошел в небольшую комнату без окон, обитую чем-то напоминающим стеганые атласные перины, призванные глушить звук. За овальным столом с выложенным из сотен кусочков самоцветных камней Победителем Дракона сидело девять мужчин. Первый маршал Талига Рокэ Алва задумчиво изучал потолок, тессорий [33] Глава казначейства, министр финансов. Манрик шептался с адмиралом Альмейдой, братья Ариго изображали из себя соляные столпы, кансилльер читал какие-то бумаги, супрем [34] Высший судебный чин, однако не обладающий никакой фактической властью. Придд разглядывал свои ногти, экстерриор [35] Высшая дипломатическая должность. Рафиано светски улыбался, а геренций [36] Управляющий королевской канцелярией. Гогенлоэ-ур-Адлерберг красноречиво покашливал, прикрывая губы платком.

Кардинал Талига опустился в пустующее кресло между экстерриором и кансилльером. Лионель Савиньяк наклонил голову и исчез за небольшой полускрытой обивкой стен дверцей – пошел сообщить Его Величеству, что Совет в сборе. Граф Рафиано, как и положено дипломату, заметил, какая в этом году жаркая весна. Его Высокопреосвященство согласился, адмирал посетовал на отсутствие окон. Тессорий напомнил о том, что это сделано ради соблюдения тайны, Рокэ зевнул и сказал, что Его Величество Франциск Первый умел хранить свои секреты и узнавать чужие…

Фердинанд появился неприлично быстро – минут через десять, хотя по этикету следовало выждать хотя бы полчаса. Повелитель Талига плюхнулся в свое кресло и принял значительный вид. Лионель поставил на стол небольшие песочные часы, призванные отмерить пять минут, которые король дает своим советникам для обдумывания будущих речей.

Золотая струйка лилась из верхнего полушария в нижнее. Пять минут тишины перед важным разговором… Еще одна выдумка узурпатора, спасшего подыхающую Талигойю от бессмысленной и пошлой кончины.

– Друзья мои и подданные, – вряд ли Франциск начинал совет столь выспренними словами, но Фердинанд честно повторял то, чему его обучили в юности, – мы собрали вас, чтобы обсудить тайное, неотложное и печальное.

Неотложным и печальным были октавианские празднества, которые следовало бы назвать черными. Король многословно и с выражением расписывал зверства толпы и доблесть Первого маршала, подавившего бунт. Разумеется, Его Величество вещал с чужих слов. Сам он ничего не видел и ничего не знал – сидел в летней резиденции и любовался на фиалки, и вместе с ним любовались Штанцлер, Ариго, Придды, Карлионы и прочие Рокслеи. Бедные фиалки, они от такого внимания наверняка покраснели.

– Мы благодарим Первого маршала Талига Рокэ Алву за решительные и своевременные действия, – заключил король.

Алва встал и равнодушно поклонился, словно его благодарили за присланное вино или поздравляли с очередной удачей на охоте. Произносить ответную речь в планы маршала не входило.