Норман Сеймон - Шаман

Турн почувствовал, как его нога превратилась в неподвластный ему кусок мяса. Это произошло постепенно, жгучее, едкое страдание распространялась от раны вверх, до самого паха. Вскоре послышалось сосущее чавканье и, приподняв голову, старейшина встретился взглядом с глазами паука, сосредоточенно пожиравшего свою пищу. Боль была острой, но терпимой, нервы просто не полностью успели отмереть, но отвращение…

Старик бессильно уронил голову, и его стошнило. Почти сразу же это произошло и со многими соплеменниками. Омерзительно было все - способ, зрелище, звуки, сама суть происходящего.

- Они пожрут нас всех! Они вот так пожрут нас всех! - вдруг зашлась криком Тина, ее тело забилось в конвульсиях. - Не хочу, не хочу, нет, нет, нет!

Малыш Стэфи прижал лицо к плечу Сойлы, и ей до слез захотелось его погладить. Мальчик тихо всхлипывал, но паутина держала крепко. Девушка не могла отвести взгляда от пожирающего Турна паука. В пищу пошла уже вторая нога. Еще немного, и весь старик скроется в этом гнусном, мерзком мешковатом брюхе, и тогда… Тогда наступит очередь других.

Сойла закрыла глаза и попыталась не дышать - это был единственный доступный ей способ самоубийства.

Ничего не вышло. Жадно хватая ртом воздух, она открыла глаза и, когда темные круги перед глазами исчезли, увидела чистое, голубое небо Степи. Солнце было уже высоко, последний день племени Пожирателей Гусениц начался. А пауки вдруг забеспокоились.

Старший брат шагал широко, почти не глядя под ноги, свободно размахивая пустыми руками. Поспешавший за ним Клас не мог себя заставить вот так же отрешиться от всего, принять неизбежность смерти и забыть страх. То и дело он поводил копьем над травой, отшатывался от неожиданного шуршания, подскакивал, наступая на неровности.

Племя изгнало его, а потом погибло. Боги спустились с небес и оказались огромными пауками. Наверное, они пожрут всех. И Сойлу, и Ма, и Турна. Всех…

Мир рухнул - прежняя жизнь исчезла навсегда, и уже никогда не станет такой, как раньше. Только Степь не изменилась со вчерашнего дня, оставаясь все такой же злой и опасной, да еще брат по-прежнему верен себе - такой же храбрый и сильный. Впрочем, нет, Эль тоже изменился: говорит на непонятном Класу языке. Правда, на самом-то деле на непонятном языке говорит не брат, а он сам, но какая разница…

- А главное, Эль совсем перестал шутить, - произнес юноша вслух и не смог сдержать смеха: да как же брату шутить, если его нельзя понять!

Бывший шутник оглянулся с изумлением, потом робко улыбнулся. Кто знает этого Класа, что он там такого веселого сказал? Жаль, что совсем нельзя поговорить.

- Жрать хочешь, братуха? - Эль вспомнил, что на поясе у него узелок с жареным мясом Гусеницы, предусмотрительно захваченный накануне побега. Побега, который то ли состоялся, то ли нет…

Они опустились на траву и стали есть, поглядывая друг на друга и по сторонам. Отчего-то было смешно. Наверное, от страха - никогда в жизни они так подолгу не оставались одни. А вот теперь они одни на всю жизнь, и скорее всего - очень короткую. Но такие мысли больше посещали Класа, характер Эля заставлял его искать выход, не подчиняться предопределенности. Особенно за завтраком.

- Как-нибудь все образуется. Жалко всех, оно конечно, но что уж теперь… Как-то надо существовать, брат. Турн говорил, что в Степи есть другие люди, вот и пойдем их искать. Другие люди, слышишь? Понимаешь?.. Эх ты, дурачина… Ничего, несколько слов выучил, значит, не совсем рехнулся… Или совсем? Что с тобой, куда ты уставился-то? Клас смотрел за спину брата округлившимися глазами, кусок пищи торчал из разинутого рта.

Прежде чем оглянуться, Эль осторожно поднял с травы отложенное копье. Потом медленно, очень медленно повернулся.

Шагах в двадцати стоял человек. Высокий, широкоплечий, но худой, как Турн. Он пожевывал травинку и с усмешкой рассматривал братьев. Чужак был одет в длинные, никогда не виданные Пожирателями Гусениц, штаны из какого-то мягкого, но плотного материала, а плечи его покрывал огромный кусок ткани. Голову украшала повязка, к которой были прикреплены какие-то предметы. Чужак шагнул, и предметы тихо звякнули. - Привет. Привет. Понимаете меня, ребята?.. Я поздоровался. Привет. - Привет, - машинально повторил Эль. Клас не понял ни слова. - Меня зовут Питти. Я шаман. Шаман, это ты, наверное, в первый раз слышишь. Да, степняк?

- Да, степняк… - снова повторил охотник, и веснушки на его лице как будто забегали от волнения. - А ты кто?..

- Я - Питти, шаман. Мне не трудно повторить, парень, так что не волнуйся, спрашивай, сколько хочешь. - Человек приблизился, опустился на корточки совсем рядом. - Меня зовут Эль. А откуда ты?

- Можно кусочек? - спросил шаман, осторожно протягивая руку поверх наконечника копья, который покачивался перед самым его лицом. - Питти голоден, понимаешь? И кто это с тобой, Эль?

- Это мой брат Клас, он болен и ничего не понимает, - противореча своим словам, Эль совсем чуть-чуть повернул голову и громко крикнул: - Это Питти! Он шаман какой-то не пойму откуда!

Клас кивнул, во все глаза разглядывая костюм незнакомца. Надо сказать, что Пожиратели Гусениц никогда не украшали своих небогатых одежд узорами, а вот у Питти по всей накидке носились друг за другом известные и неизвестные юноше насекомые.

- Так, может, все-таки дать мне кусочек мяса?.. - прервал шаман паузу и опустил тощий зад на траву.

Эль, чуть подумав, положил копье подальше от пришельца и, оторвав половину от своей доли мяса, протянул ее вперед. Следующий поступок Питти заставил степняка схватить копье в руки и отшатнуться назад: шаман неуловимым для глаза движением выхватил из-за пояса длинный узкий нож, сверкнувший на солнце, и ловко принял на него холодное жаркое.

- Спокойно, спокойно, Эль, славный малый… Не надо так уж волноваться, я потом дам тебе эту штуку подержать… - успокаивающе зазвенел своими висюльками странный человек. - Ну, ну… У вас таких не имеется, я знаю, но ничего, привыкнешь… И Питти как ни в чем не бывало принялся уплетать мясо за обе щеки, поглядывая черными глазами то на одного брата, то на другого. Эль осторожно выпрямился, отодвинувшись при этом подальше от непонятного шамана, и поскреб свою редкую белесую бородку. Воцарилась пауза, довольно напряженная для степняков, но совершенно не тревожащая пришельца.

Элю несказанно хотелось посоветоваться с братом, но злая судьба лишила его такой возможности. Приходилось что-то решать самому, но что? Самым правильным было бы насадить чужака на копье и завладеть странной острой штукой, однако уж слишком ловко он с ней управлялся… Что, если шаман - охотник лучше Эля? Тогда, должно быть, он очень-очень хороший охотник, иначе почему бы ему так спокойно сидеть перед самым острием копья?