Норман Сеймон - Шаман

- Да?.. - Эль заглядывал брату в глаза и все не мог понять, вполне ли тот проснулся. -Странный ты какой-то сегодня… Дурнее обычного. Давай вставай, пока я тебе по шее не дал, как Ма приказала. Турн сказал, что первый удар по праву принадлежит тебе. Я тобой горжусь, братишка.

Клас усмехнулся неловкому проявлению чувств брата и продолжал молча жевать. Потом спросил: - Эль, тебе когда-нибудь снились странные сны?

- Ну… - Эль облегченно вздохнул, своеобразно истолковав причину необычной даже для брата утренней задумчивости. Потом смущенно оглянулся вокруг и отмахнулся копьем от пролетавшей довольно далеко мухи. - Ну… Всем взрослым мужчинам снятся такие сны… Но обычно после Гусеницы, на сытый желудок, понимаешь? Это у тебя по молодости. А Сойла красивая девка. Пойдем, пойдем скорей.

Клас наконец поднялся и, дожевывая, занял свое место среди собиравшихся возле Турна охотников. Ма с женщинами были уже готовы выходить, она помахала мужчинам рукой и что-то сердито выкрикнула.

- Первый удар - твой, - важно проскрипел Турн юноше, игнорируя старуху, потом приложил свою ладонь ко лбу молодого охотника.

- Х-ха! - раздалось со всех сторон, когда охотники вскинули вверх копья в знак почтения к нашедшему след Гусеницы.

«Не думать!» - и Клас заспешил, почти побежал, растроганно улыбаясь, по широкому следу успевшей за ночь порядком отползти Гусеницы, чувствуя за собой дыхание всего племени. Не думать.

Обнаженная рыжая красавица стояла в десятке шагов от шатра, зябко обхватив себя руками. Уже высоко поднявшееся солнце не могло ее согреть, она мерзла изнутри. Паук нес бдительную вахту между девушкой и шатром. Они сохраняли неподвижность уже довольно долго, с того самого момента, как девушка проснулась.

Элоиз не знала, что предпринять дальше. Вспомнив все, произошедшее накануне вечером, и поняв, что сразу за этим Анза самовольно погрузил ее в сон, она поддалась первому порыву: бежать. Однако далеко от шара отойти не смогла - кругом лежала Степь, пугающая, полная злой жизни. Ей хотелось вернуться… Паук не мог не знать этого, но молчал. - Как ты мог, Анза?! - комок в горле сделал голос противным, чужим. «Ты была ребенком… Я не хотел тебя расстраивать». - Но как же ты мог? Я считала тебя своим другом! «Я твой друг, маленькая. Анза не даст тебя в обиду». - Откуда мне теперь знать?! Ты ел человека!

«Смертоносцы едят людей. Стариков или неисправимых бунтарей. Между тем многие люди ненавидят пауков и убивают их везде, где встретят».

- Наверно, есть за что, - мстительно проговорила Элоиз, глотая слезы. - И сколько же ты еще стер из моей памяти?

«Больше ничего. Не было необходимости. Про этот единственный случай я… забыл. Странно. Я ничего прежде не забывал. Прости меня». - Не могу. Обещай не делать этого больше никогда. «Смертоносцы - не люди…»

- А люди - не смертоносцы! Ты мой друг? Обещай! - Девушка обернулась к пауку и решительно топнула ногой: - Обещай никогда не есть людей! «Обещаю. Анза любит тебя, маленькая. Прости».

- Обещай не трогать мою память! Никогда! Обещай никогда не двигать мной, как… куклой! - Элоиз наступала на паука, потрясая кулаками. - Обещай немедленно! «Обещаю». Девушка подошла к смертоносцу в упор, занесла руку для удара, но потом уронила ее, бессильно обняла мохнатую головогрудь и в голос заревела. Сильная когтистая лапа осторожно гладила ее по спине. «Прости, маленькая. Анза любит тебя. Никогда больше».

Гусеница наконец обнаружилась: она мирно паслась, не ожидая никакой опасности. Ее огромная бледно-зеленая туша в желтых разводах медленно, но неотвратимо перетекала вперед -каждое сочленение двигалось как бы отдельно, но при этом вся громадина перемещалась ловко и слаженно. Клас догнал обреченное насекомое и смело побежал рядом с ее длинным боком, настолько близко, насколько позволяли ядовитые шипы. Первый удар не наносится так далеко от головы, об этом Класу и думать не пришлось, он просто это знал с детства - как и то, что все охотники сейчас торопятся следом, по обе стороны туловища обгоняя огромное насекомое.

Гусеницы приходят с юго-востока, из Смертельных Земель, к которым Пожиратели никогда не приближаются. Вначале они еще не такие огромные, всего два-три человеческих роста в длину, гораздо более подвижные и пока уязвимые для большинства хищников. Многоголовым потоком они струятся по Степи, пожирая траву, во множестве погибая, уходя все дальше вглубь огромного зеленого океана. Здесь они бесцельно переползают с места на место, постоянно поглощая огромные массы зелени и неудержимо прибавляя в размерах, пока не наступит тот момент, когда они наберут необходимый вес и устремятся обратно. И нет в Степи силы, кроме Пожирателей Гусениц, которая смогла бы их остановить! Ни одного хищника не боится многолапый гигант, вооруженный отравленными шипами, торчащими из его мохнатых боков и способный, несмотря на огромные размеры, необычайно быстро перекатываться с боку на бок, подминая под себя все оказавшееся на пути. Инстинкт помогает королеве Степи заранее уходить из мест, застигнутых засухой, могучая пищеварительная система справляется со всеми ядовитыми растениями, встречающимися на равнине. Только муравьи еще, пожалуй, с их самоотверженностью способны убить Гусеницу, потеряв при этом сотни своих сородичей. Но в самой Степи муравьи не водятся, и охотники редко когда видели этих насекомых.

Паук неподвижно сидел на шатре, хотя Элоиз чувствовала, что он должен и хочет идти, что у него много дел, ему требуется изучать местных животных. А еще он голоден… Анза наверняка ждет разрешения. Совесть мучит! Женская мстительность не позволяла девушке отпустить провинившегося приятеля парой как бы ничего не значащих слов, хотя… Она уже простила его, конечно же, простила. Да и что ей оставалось?

Паук не мог ей лгать. Слишком часто и подолгу он входил в ее сознание, сливая его со своим, и они были «близко-близко», становясь одним целым. Если бы Анза питал к Элоиз злые чувства или хотя бы презрение, она давно знала бы об этом. Но нет, восьмилапый искренне любил свою питомицу.

Девушка нарочито медленно расчесала волосы, подколола их по-праздничному, что тоже заняло немало времени, занялась мелкой починкой короткой туники. «Маленькая хочет есть?» - осторожно поинтересовался паук. - Тебе нужно идти? Иди. Анза промолчал.

«А ты ведь не просто смертоносец… В тебе, наверное, стало очень много человеческого. Даже вот «забыл», да? Не боишься совсем распаучиться?» Спустившаяся сверху лапа ласково тронула ее голову.

- Отстань! - Элоиз вздрогнула и от собственной грубости, и от импульса неподдельного горя, которым откликнулся восьмилапый. - Ты… Я уже причесалась, Анза… Конечно, иди. Иди, я прошу тебя. Все будет хорошо. Паук не двинулся с места, и тогда она притянула к себе эту нежную лапу и поцеловала.