Ирина Семитут - Месть богов. Ч 1. Путь к себе

— Останови его.

— Ты что, с ума сошел?

— Я сказал, останови его! Он меня не слушает!

— И как ты себе это представляешь?

— Скажи, чтоб он успокоился и остановился!

— Ты что, полный псих или только притворяешься им?

— Я приказываю: успокой его! — сказав это, он очень сильно сжал ей руку.

— Хорошо, хорошо! Зачем так нервничать?

Анна повернулась к «жеребцу».

— Успокойся и остановись, — самым небрежным, каким только могла, тоном сказала Анна и посмотрела на Кинара.

Она удивилась наступившей тишине и снова повернулась к жеребцу. Он уже приобрел нормальный вид, и о произошедшем говорили только его красные глаза, которые через несколько секунд приобрели нормальный вид. Заиг очень медленно слез с него и, отойдя в сторону, свалился на землю.

— Этого не может быть! Они же прирученные…

— Я так и знал, что неспроста тебе далась одна из лунчий.

Анна переводила взгляд с Заига с жеребцом к Кинару и обратно, и не могла поверить в то, что это все произошло на самом деле.

— Нет, это все неправда! Лошадь не превращалась в монстра, я ей ничего не говорила, и она меня не слушалась. И вообще, я дома сплю, и мне снится кошмар, от которого я не могу никак проснуться. Господи, кто-нибудь разбудите меня! Клод, разбуди меня. Ты меня слышишь! КЛОООД…

От ее крика все жеребцы заржали, а птицы взмыли в воздух, сопровождая все это своим криком.

— Что ты кричишь? Ты хочешь, чтоб о нашем пребывании здесь узнали все обитатели леса? Поверь, они тебе не понравятся.

— Лучше не лезь ко мне сейчас, а не то сильно пожалеешь.

— Кинар, она что, тоже обладает ШУНКОЙ?

— Похоже на то.

— Заткнитесь оба.

Но и в этот раз ей было не суждено обдумать то, что с ней случилось. Со всех сторон стали раздаваться крики, похожие на уханье.

— Все в укрытие это АНКИ.

— Что еще за анки?

Но ее вопроса никто не услышал, потому что все мужчины спрыгнули с жеребцов и залезли под них, и теперь у всех жеребцов глаза стали красными. Анна все также сидела на своем коне и прислушивалась к звуку, она пыталась понять, почему он ей кажется таким знакомым.

«Напоминает крик совы».

— Это птички что ли?

— Быстрее слезай, пока они тебя не заметили.

Но было уже поздно, со всех сторон из-за деревьев вылетели огромные птицы, хотя они и мало чем их напоминали. Кроме крыльев, у них не было никакого сходства с птицами. Скорее они чем-то напоминали птеродактилей, но покрыты они были какими-то коростами.

Они, заметив Анну, стали спускаться к ней, отпихивая друг друга. Анне уже не было слышно крика, только шепот.

«ЕДА, ЕДА, ЕДА».

— Нет, это уже чересчур. Сначала лошадь-монстр, теперь недоделанные птеродактили, которые еще и разговаривают. Это переходит всякие границы, даже для кошмара. ПОШЛИ ВОН, ЛЕТАЮЩИЕ МОНСТРЫ.

Крик раздался такой силы, что даже Анна не ожидала от себя такого. Но она была ошарашена больше тем, что «птички» с еще большим криком кинулись врассыпную. Это уже было слишком, даже, как она считала, для ее крепкой психики. Она закатилась истерическим смехом и очень долго хохотала.

Мужчины повылезали из-под жеребцов и все без исключения уставились на нее. Они были поражены намного больше нее тем, что «птички», как она их назвала, улетели и не стали нападать.

— Она прогнала АНКИ…

Кинар смотрел на нее, пока она не прекратила смеяться.

— Нам нужно уезжать отсюда побыстрее, пока от ее крика здесь не объявилось что-нибудь похуже, чем анки.

Вскоре группа всадников неслась в сторону заката прочь от места стоянки. Анна ничего не видела вокруг себя, и только стук копыт напоминал ей о реальности, о которой пыталась забыть, и повторяла только одно: «Это не может происходить на самом деле». Она словно сквозь пелену слышала голоса, но не понимала, кто и что говорит. Лошади остановились, и Анна почувствовала, что ее кто-то снимает с лошади, но ее тело словно онемело и она не могла пошевелиться, даже чтобы воспротивиться.

Ее усадили возле костра. Она видела, что перед ней на коленях стоит Кинар и что-то ей говорит, она видела, как шевелятся его губы и слышала шепот, но не могла понять его и как не пыталась не могла вымолвить не слова. Он ушел, и через несколько минут, а может часов, Анна не могла сказать точно, ведь она была как будто вне времени, он вернулся с чашкой в руке и стал поить ее какой-то жидкостью, от которой по телу разлилось мягкое тепло. Она поняла, что снова начинает чувствовать свое тело. Он встал перед ней и стал что-то говорить. Анна слышала только шепот, но она пыталась понять и вслушивалась в него.

— ….ня слышишь?

— Если ты меня спросил, слышу ли я тебя, то мой ответ: да, слышу. Что со мной такое было? Я как будто не была хозяйкой своему телу.

— Это было из-за перенапряжения, ты слишком много использовала своей шункай. Хотя я ниразу еще не слышал, чтобы она подействовала на анки.

— Чего?

— Я говорю, что не было раньше ни одного случая, чтобы шункай подействовала на анки.

— Если ты думаешь, что этим ты мне все объяснил, то ты глубоко заблуждаешься. Я все равно ничего не поняла. Что это еще за «шу» какая-то, и объясните мне, в конце концов, как эти «птеродактили» сюда попали, ведь они давно вымерли.

— Когда ты говоришь слишком много, я половину слов не понимаю. Ни о каких птедактилях я не знаю и никогда не слышал. Может, у вас там, в Катане, и больше знают, чем мы, паучили, но мы твердо следуем учениям Шанканары. Именно поэтому вы всегда охотитесь за нашими детьми, которые обладают шункай, и мы удивлены, ведь у катанцев очень редко рождаются дети с шункай, а ты явно не из наших детей. Но почему тебя отдали хозяину, ведь таких, как ты, там очень ценят?

— Из всей этой галиматьи, я ничего не поняла. И повторяю еще раз, у меня нет никакого хозяина, и прекратите…

Но Анна не успела договорить, Кинар схватил ее за руку и резким движение поднял вверх.

— А это что? — сказал он, указывая на ее кисть.

— Глупый вопрос — рука.

— А что у тебя на руке?

Анна осмотрела повнимательней свою руку и заметила золотой браслет.

«Я совсем о нем забыла, и как это похитители его не сняли».

— Это браслет.

— Я не об этом, что у тебя на пальце?

— Обручальное кольцо и только попробуйте у меня его забрать.

— Вот видишь, только при одном упоминании о нем, ты готова защищать его.

— Конечно, ведь оно мне дороже всего.

— Дороже даже собственной жизни?

— А что, стоит вопрос: кольцо или жизнь?

— А ты как будто не знаешь, что оно угрожает твоей жизни, твоей свободе.

— Если честно, то не знаю. Ну, на счет свободы в некотором смысле ты и прав, но я сама это выбрала.

— Ты выбрала кольцо?

— Ну да, мне предложили, я согласилась.

— Ты согласилась быть окольцованной?