Владимир Лосев - Месть Демона

— А ты думаешь, я хочу? — Она съела, наконец, эту ложку и насмешливо улыбнулась. —

Я бы еще пожила, только, кто же меня спрашивает? И потом давно знала, готовилась, все устроила, тебе даже суетиться не придется.

Уже гроб заказала, да и место рядом с отцом зарезервировано.

— Да, я не об этом. Трудно мне будет без тебя…

Мать взяла своей морщинистой сухонькой ручкой мою голову и поцеловала в лоб:

— А ты еще долго проживешь, срок твой называть не буду, нельзя, иначе он изменится, станет короче. Ты нужен этому миру, иначе бы тебя давно бог от нас забрал. Только как-то странно всё, будущее плохое, и что с тобой случится, увидеть не могу, словно не один ты, а есть еще кто-то…

Я только растерянно развел руками. А что мог ей сказать? Это она все знала, а не я…

Все произошло так, как она предсказала. На следующее утро ей стало плохо, и я вызвал скорую помощь. В больнице мне сказали, что мы обратились слишком поздно, все запущено, сосуды плохие, нужно было привезти к ним раньше, вот тогда бы они…

В общем, все, как она говорила.

Хоронить мне ее тоже не пришлось, как только маму положили в больницу, сразу в доме появились незнакомые мне люди, они показали договор, по которому необходимая сумма на похороны уже была заплачена.

В договоре дополнительно были указаны некоторые условия, о которых мама мне ничего не сообщила.

По нему ее хоронили тихо и незаметно. На похоронах присутствовали только мы с сестрой и несколько рабочих, так было условлено. Зачем, ей это было надо, так и не узнал, даже памятник заказала себе неброский, серый, а на нем только дата рождения и смерти.

Сестра была из той же породы, что и мать, тоже была широкополосной антенной, все слышала и понимала, только предсказаний на будущее никогда не делала. Но когда на меня смотрела, в ее глазах всегда что-то появлялось тревожное.

А обо мне и о моих способностях в семье просто старались не говорить, но я уже объяснил почему.

Моя ненормальность еще в юношестве стала очевидной для всего города, и совсем не стоило еще больше настораживать окружающих, подмечая какие-то необъяснимые для людей качества.

Не имело смысла. И без того все наши знакомые были уверены в том, что меня ждет в недалеком будущем сумасшедший дом.

Вы можете представить себе ощущение молодого парня, который знает, что его в любой момент могут отправить в психушку?

А состояние его родных?

Отец сильно переживал, мать к тому времени уже верила в бога, возможно, поэтому ей было немного легче. Она искала какой-то высокий божественный смысл в моей физиологии, якобы это мне это дано богом для того, чтобы оградить от греха пьянства. Хотя с моей точки зрения, это больше походит не на подарок, а на жестокий и бесчеловечный эксперимент.

После первого раза, когда как это произошло, мои родители долго перебирали в памяти своих родных, ища что-то подобное у своих дальних предков.

Вспомнили только одного дядю по материнской линии, тот погиб во время великой отечественной войны, выпив наркомовские сто грамм и отправившись в одиночку штурмовать вражеские окопы.

Немного грустное сравнение, но это все, что удалось привязать к моему случаю. Да и вряд ли что-то бы у них получилось.

В моем роду не было великих людей, на уровне бабушек и дедушек мое генеалогическое дерево упиралось в две деревни. Одна из них находилась в Читинской области, другая в Астраханской.

Там все и рвалось. После революции красный террор и белый террор не раз прокатывался по моим корням, а вторая отечественная война докончила дело, забрав всех, кто мог хоть что-то помнить. Фамильных гнезд не осталось, писем и семейных архивов тоже, все забрали в тридцать седьмом, и не возвратили ничего…

Так получилось — такие были времена…

Может быть, где-то в глубине веков существовали в нашем роду подобные болезни, только об этом теперь никогда не узнаешь. Рассказать некому, все прочно и основательно забыто…

Во время долгого обсуждения я тихо сидел в углу и с ужасом переводил свой взгляд с отца на мать.

Для меня самого все случившееся было кошмарным сном, которого даже не помнил.

Мне рассказывали, а я слушал, раскрыв рот, как сказку о былинном богатыре, сокрушившем злых ворогов.

В принципе так оно и было. Досталось всем, кто меня раньше обижал. Самым забавным было то, что со мной не могли справиться самые крутые парни, я использовал такие удары и приемы, которые никто не знал, да и сила во мне была огромная.

Попало и милиции, которая пыталась меня задержать. Правда, с ней я обошелся мягче, никого не покалечил, не избил, прокричав, что уважаю воинов, избравших путь служения своему господину.

Добавив, что воин, добросовестно относящийся к своим обязанностям, не утруждает своего ума.

И просто убежал, выбив у сержанта резиновую дубинку…

Вот тут опять начинается странное, никто из милиционеров так и не смог рассказать, каким был у меня голос. Слова они обидные помнили, а голос нет.

Я слушал своих родителей, и мне не было стыдно. Наоборот, гордился собой, нет, не собой, а тем, кто это проделал. Мое второе «я» сделало то, на что у меня никогда не хватило бы храбрости, силы и ума.

Отец тогда еще не потерял своего влияния и мог все замять, тем более что заявления от потерпевших так и не были поданы.

Только сержант написал рапорт, в котором главным обвинением являлись оскорбительные выкрики в адрес нашей доблестной милиции.

— Зачем ты их назвал дураками? — спросил отец, грустно усмехнувшись Прозвучало грубо и неуважительно, они же выполняли свой долг. Ты избил трех человек за вечер, твой поход по городу вызвал оживление в скорой, травпункте и милиции. Я все могу понять, но оскорбление милиции выходит за рамки…

Я встал, до сих пор горжусь собой и тем, как себя вел. Сбегал в свою комнату, принес кодекс воинов и, низко поклонившись, подал отцу, открыв на нужной странице.

Его лицо выразило недоумение, потом какую-то брезгливость. Он открыл книгу, прочитал одну фразу, потом другую, и неожиданно рассмеялся:

— Ты спас себя и честь нашей семьи.

Книга у тебя будет конфискована и подарена

ГОВД с множеством извинений и подарков.

Благодари свою мать за то, что она предупредила меня за неделю о том, что у тебя возможны неприятности с органами власти. Я три вечера провел в ресторанах с высшими чинами, а ты знаешь, как я это не люблю…

— Он не виноват, — вмешалась в наш разговор мама. — Я предупреждала тебя, что он не совсем наш сын.

— Что значит, не ваш сын? — я удивился и расстроился.