Константин Мартынов - Брызги зла

Она ждала весь вечер и всю ночь. Он не пришел. И не позвонил. Автоответчик его квартиры вновь и вновь безучастно предлагал оставить сообщение, и тогда она впервые воспользовалась его служебным номером.

Женский голос, ответивший ей, поперхнулся и исчез, уступив место начальственному баритону.

— Можно узнать, кто его спрашивает? — осторожно поинтересовались в трубке.

— Невеста! — брякнула она, теряя терпение. На том конце провода надолго замолчали. Слышалось только приглушенное покашливание.

— В чем дело? — Она почти кричала.

— Понимаете, произошла авария, — чуть слышно раздалось в ответ, — он пострадал, очень пострадал…

— Где он? Куда его повезли? В какую больницу? — Она была уже на ногах, готовая сорваться с места и лететь на помощь: кровь, дорогие лекарства, что угодно, только не самое страшное…

— Понимаете, — жалко повторил голос, — его не смогли спасти. Он умер в машине реанимации…

Комната вдруг закружилась перед ее глазами; мир полыхнул ослепительным пламенем и померк. Только в телефонной трубке, качавшейся на шнуре, еще некоторое время рокотал сочувствующий начальственный бас, сменившийся затем короткими гудками.

С тех пор она боялась влюбляться и не любила весну…

Разбудила ее настойчиво тормошащая рука на плече. Наталья торопливо отвела ее в сторону — не хватало еще инцидента в вертолете! — и отерла с глаз выступившие во сне слезы, заслонявшие мир полупрозрачной пеленой. В соседнем кресле сидел «смокинг» и посматривал на Наталью фальшиво-участливым взглядом.

— Плохой сон приснился? — прокричал он, стараясь переорать грохот винтов.

— Не твое дело… — буркнула в ответ Наталья.

Хлыщ не расслышал, но воспринял реакцию девушки как приглашение к разговору — он подсел поближе, положив руку на спинку Натальиного кресла, и склонился к ее уху, неприятно царапая щеку жесткой щетиной усов.

— Вам, наверное, часто говорят, что вы неотразимы? — проворковал хлыщ, словно бы невзначай коснувшись губами Натальиной щеки. — Я просто очарован и не в силах думать ни о ком, кроме вас…

Все еще находясь во власти комплекса вины за гибель любимого, Наталья повернулась лицом к ловеласу:

— Не лезь, дурак, это может плохо кончиться!

— Ты угрожаешь? — деланно удивился хлыщ.

— Жизнь твою спасаю! — огрызнулась Наталья и резко толкнула его в грудь обеими руками.

Не ожидавший толчка парень взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие, но не удержался и свалился в проход. В ту же секунду вертолет встряхнуло. Одновременно с этим раздался хлопок и следом за ним громкий свист. Наталья подняла голову — в обшивке вертолета зияла пробоина, окруженная зубчатой короной разорванного металла. Ноздрей девушки коснулся едкий запах тлеющего пластика, а еще через мгновение кресло, в котором только что сидел неудачливый соблазнитель, вспыхнуло ядовито-коптящим пламенем. Перекрывая свист ветра в пробоине, завизжали путаны.

На нештатную ситуацию экипаж среагировал моментально: управлявший вертолетом второй пилот перешел на снижение, а командир, схватив огнетушитель, выскочил в салон и сбил пламя струей ледяной углекислоты.

Когда дым и углекислотный туман немного рассеялись, он посмотрел на пробоину, затем на кресло, в обугленной спинке которого чернело выгоревшее отверстие и, достав из пристегнутых к поясу ножен охотничий нож, осторожно сунул его в дыру. Лезвие скрежетнуло по металлу, и на сиденье выпал бугристый оплавленный камень. Командир поднял его и, перекидывая из руки в руку, как горячую картошку, повертел перед глазами.

— Е-мое, метеорит! — пораженно воскликнул он и еще раз осмотрел салон, остановив взгляд на забившейся в угол Наталье и по-прежнему обалдело сидящему на полу бледному как смерть бизнесмену.

— К девушке приставал? — зло поинтересовался командир, и парень заелозил ногами, пытаясь отодвинуться подальше.

— Я так, поговорить просто… — пролепетал он, съеживаясь до полной незаметности.

— Я же тебя предупреждал, урод, — не лезь! Шаман попусту языком телепать не будет! — Пилот не сдержался и пнул хлыща по ребрам тяжелым ботинком.

Парень взвизгнул, перекатился на четвереньки и торопливо уполз в конец салона.

Вертолет уже почти чиркал днищем по верхушкам сосен — голый тундровый пейзаж успел смениться лесом, и из кабины донесся голос второго пилота:

— Иду на посадку!

— Куда, едрена мать! — взревел командир в ответ. — К стойбищу тяни, пока еще что-нибудь не случилось!

Наталья хотела было объяснить, что нойд здесь ни при чем, что во всем виновата ее непонятная судьба, но мысленно махнула рукой и только пересела подальше от воняющего горелым пластиком кресла. Зареванные путаны шарахнулись прочь, сгрудившись в конце салона вокруг поскуливающего от боли в отбитом боку предводителя.

Еще через четверть часа они приземлились в сотне метров от стойбища, и экипаж, облегченно вздохнув, простился с Натальей. Бизнесмен из угла так и не вылез — похоже, нынче ему было не до торговли «паленой» водкой.

Стоило девушке отойти на пару десятков метров, как медленно вращавшиеся лопасти винта закрутились с новой силой. Вертолет, натужно загудев, поднялся в воздух и, сопровождаемый недоуменными взглядами высыпавшей из чумов ребятни, потрюхал в сторону уже недалекого Краснощелья.

— Значит, ловозерскому нойду родней приходишься? — Возникшая перед входом в стоявший чуть на отшибе чум старуха окинула Наталью придирчивым взором.

Ребятня, охотно вызвавшаяся проводить гостью, предпочла остаться в отдалении, из чего легко было заключить, что особой добротой нрава старуха не отличалась.

— Не много в тебе лопарского осталось, — заметила она, оценив городской наряд девушки. — Да и сам-то он хорош: пара низших духов на посылках и три поколения предков в советчиках… и все при жизни были такими же оболтусами, как и он сам…

Не переставая что-то бурчать под нос, старуха откинула меховой полог и жестом пригласила Наталью внутрь чума. Наталья последовала за ней, попутно отметив, что сама старуха, несмотря на теплую по северным меркам погоду, была одета в расшитую орнаментом рубаху из оленьей шкуры и торбаса. Ее неожиданная осведомленность о Натальином родстве немного пугала и в то же время внушала надежду на удачу в поисках причин происходящего.

— Ну жалуйся, слушать буду. — Старуха уселась у обложенного камнем очага, в котором рдели угли, покрытые бегающими синеватыми огоньками, и ткнула чубуком невесть откуда возникшей в руке трубки в место напротив себя.

«Любопытно, — подумала Наталья, — старуха действительно не знает, ради чего она сюда прилетела, или просто хочет сверить рассказ с собственными выводами? Судя по тому, что бабка ее ждала и знает о ее родстве с нойдом — скорее второе».