Виктор Поповичев - Транс

Вездесущие агенты «Посоха» хорошо потрудились, выяснив, что баба Аня была лично знакома с Бехтеревым, Павловым, Зигмундом Фрейдом, о котором я много слышал, но ничего не читал. «Посоху» стало известно о переписке ворожеи с каким-то Цай Юаньпэем. Этот китаец и называл Архелаю пурпурным цветком, распустившимся в неведомой долине счастья, «где каждый может насладиться правдой красоты, очищенной от грязи семи грехов». В послании «Посоха» приводились выдержки из нескольких писем, адресованных старухе от именитых людей, на сегодня почивших в бозе. В последнем абзаце сообщалось об архиве Архелаи, большая часть которого неизвестна специалистам, и что стоимость этих бумаг фантастична.

Прямо не верилось, что старуха, которую увижу через несколько минут, была знакома с такими великими людьми.

«Надо пошарить в хозяйстве старухи… Или спросить напрямик. Зачем ей архив, если она не сегодня-завтра отойдет в мир иной?».

Милка несказанно обрадовалась, увидев пакет с бельем.

– А лифчики Жорке отдай, – сказала она, высунувшись из окна. – Пусть разрежет и сделает себе тюбетейки.

– Свистушка, – усмехнулся Жорка.

– Тот, что в сарае, давно здесь? – спросил я.

– Когда я прибыл сюда, уже лежал в ящике. Жаль его – молодой. Однако бабка меня поднимет… Ты бы сказал ей, чтоб оделась. – Йог кивнул на высунувшуюся из окна Милку. – Выпендривается!.. Красивая, стерва, вот и ставит из себя. Дал бы ты ей, чтоб не оголялась. – Он посмотрел на меня жалобно.

Милка захлопнула окошко.

Из сарая вышла старуха. Глянула в нашу сторону и, опираясь на палку, двинулась к дому.

– Чуток отдохну – и пойдем в лес, – сказала она.

– Сама кормит спящего. Даже твоей цыпе не доверила, – сказал Жорка. – Может, на озеро махнем?

Милка занялась стиркой, а мы пошли купаться на озеро.

Обратно мне пришлось тащить йога на руках – он опять заснул на берегу мертвецким сном. По совету старухи я положил его в сарае, рядом с ящиком, где спал Стоценко. И мне пришло в голову: а не напоить ли Стоценко тамусом? Глоток напитка вряд ли повредит старателю. Милка послушно принесла стаканчик и, притворив дверь, замерла, поглядывая в щель между досками.

После первого же глотка Стоценко открыл глаза и отвел рукой стакан. Обвел взглядом сарай и, увидев меня, вздрогнул и как-то обмяк. Милка, придерживавшая его голову, отдернула руки.

– Дай с мыслями собраться. – Стоценко поднес палец к губам. – Ты один?

– Это – Милка, – представил я свою подругу. – Ну?

– Попроси у старухи зеленый сундучок. Она отдаст. Там все, что надо «Посоху»… Но все – мелочь, не стоящая внимания, в сравнении со смертью. Ты можешь меня убить?.. Возьми вилы и коли в грудь. Или топором. Или обыкновенным кухонным ножом. Однако… – Стоценко закрыл глаза и затих.

Я пытался заговорить с ним, но понял, что он спит. Вновь влил ему в рот глоток тамуса – спит.

– Пошли отсюда. – Милка потянула меня за рукав. – Сбрендить можно. Рассказать кому – засмеют. Видать, добавляет ведьма что-то в молочко. Он уже умом тронутый.

Мы вышли из сарая и столкнулись с бабой Аней. Она подхватила меня под руку и повела в лес.

– А ты бы водицы с озера потаскала, сударушка. – Она повернулась к Милке.

Мы опять смотрели грибы. Я жевал зелень и размышлял, вспоминая сцену в сарае.

– А кто такой Цай Юаньпэй? – спросил я, сплюнув ком зелени.

– Цай Хаоцин Юаньпэй… – Она остановилась. – Был такой деятель. Однако пойдем назад. Хватит жевать тело лесное. Ночью еще раз сходим, и все… А что касается Юаньпэя, то он был первейший коммунист китайского образца.

Сундучок, о котором говорил Стоценко, оказался за печкой и был наполовину набит ученическими тетрадями, дешевыми блокнотами, сшитыми книжкой листами пожелтевшей бумаги. Одну из таких книжек я взял, перелистнул страницы и понял – это та часть архива, о которой говорилось в послании «Посоха». Раскрыл книжку наугад и подошел к Милке. Открытая страница оказалась началом письма Карла Каутского на немецком языке с русским переводом под каждой строкой.

– Не тот ли это Каутский, которого ругал Ленин? – Прочитав письмо, Милка усмехнулась. – Впрочем, немец оказался прав – советская власть теперь мирно живет с церковниками… Смотри, да тут столько писем!.. Артур Древс, Джеймс Биссерт Пратт – знатный америкашка, верил в существование космической души. И все это написано бабе Ане?.. Старушка – полный отпад!

– Ты – полный отпад, – удивился я. – Древс, Пратт…

– В школе увлекалась философами-идеалистами. Один мой знакомый имел целый шкаф… Баба Аня идет…

Я метнулся к печи, кинул письма в сундучок, захлопнул крышку и прыгнул к Милке. Наверно, я выглядел нелепо в своей торопливости, потому что она расхохоталась.

Старуха, появившаяся в дверях, глянула на нее, на меня и, оскалившись, стала дергать плечами. Видимо, тоже смеялась.

– В бумагах моих рылся? – Ворожея внезапно захлопнула рот, оперлась на палку и глянула на меня.

Я стал что-то лопотать об эпистолярном наследии, но баба Аня отмахнулась от моих слов:

– Все это суета. Наберись терпения, сударь… впрочем, можешь забрать эти бумаги. – Старуха приковыляла к своей кровати. Села, треща костями и кряхтя. – Была молодая, красивая… Саша Блок стихи посвящал – можешь отыскать их среди бумаг – и что? Какой поэт воспоет мою нынешнюю внешность?..

Хотелось сказать – мол, есть красота души, но баба Аня стукнула палкой по полу:

– Иди, сударь. Воду носи.

Опять я смертельно устал, но бочку заполнил до краев. Повалился спать, отказавшись от ужина и не раздеваясь. Думал, немного подремлю, а проснулся поздней ночью. Меня разбудил звук кастаньет.

– Я покажу тебе тропу, по которой ушел Стоценко, – сказала баба Аня.

Мы вновь разглядывали шляпки грибов, кружку, статуэтку Будды. Шли довольно быстро. Перед самым выходом из леса старуха, шедшая позади меня, велела остановиться.

– Что ты слышишь? – спросила она.

Я навострил уши, но, кроме лесных шорохов, ничего не уловил. Правда, почудилось, что впереди меня хрустнула ветка.

– А в чем дело? – удивился я и обернулся. Старухи за моей спиной не оказалось.

– Ты должен успокоиться… Будь готов ко всему. – Голос старухи шел откуда-то сверху.

– Ну что ж, – согласился я, так и не отыскав растворившуюся в ночном лесу старуху.

– Стань спиной к толстому дереву… Сделай шаг вперед… Сделал?.. Постоянно отвечай мне. Так надо.

Я сделал шаг вперед – чего это выдумала старуха?

– Теперь медленно, не торопясь… Слышишь?

– Медленно, не торопясь, – повторил я.

– Только не пугайся… Подними руку и поднеси ее к глазам… Видишь ее?

– Вижу свои пальцы, – сказал я.

– Потрогай ими свои глаза.

– Что?! – воскликнул я, лихорадочно ощупывая закрытые веки. – Что случилось? Почему так?