Патриция Бриггз - Удар Ворона

Черные глаза смотрели на него из-под густых бровей.

– Чего надо, парень? Я обедаю.

– Мне нужна лошадь, сэр. Я подожду, пока вы не закончите.

– Лошадь!

Он произнес это так, словно к нему никогда не приходят за лошадьми.

– Да, сэр.

Акавит посмотрел на Скью.

– У тебя есть отличная лошадь.

– Да, сэр. Но мне нужно отыскать Целительницу-Странницу для отца, которому в Таэле причинили больше вреда, чем мы думали. Мне нужна быстрая лошадь, способная пройти большое расстояние. А Скью слишком стар для такого путешествия.

Лицо Акавита перестало быть враждебным.

– Правда? Таер ранен? Ну, это другое дело. Иди в конюшню и выбирай. Я приду, как только натяну сапоги.

В конюшне Акавита стояли отборные лошади. Лер остановился возле высокой гнедой кобылы со светло-желтой гривой. Она перестала жевать сено и подошла к дверце.

Лер прижался лбом к ее шее и вдохнул сладко-соленый запах здоровой лошади, почесывая ее под челюстью.

«Боги, – подумал он, – надеюсь, Брюидд сможет что-нибудь сделать».

Он бесконечно верил Целительнице, но мама очень испугана, и от этого у Лера сжимало грудь.

– Отличный выбор, парень, – сказал Акавит; говорил он негромко и спокойно, как всегда с лошадьми.

Лер распрямился. Он обычно слышал, как подходят к нему, но на этот раз и понятия не имел, что лошадник рядом.

– Мне нравится гнедой и в двух стойлах отсюда, – сказал Лер. – А брат велел попросить лошадь по кличке Кукуруза.

– А это и есть Кукуруза, прямо перед тобой, парень. У твоего брата отличный глаз на лошадей.

Акавит взял поводок и открыл дверцу стойла. Взнуздал кобылу и вывел ее, чтобы Лер мог лучше взглянуть.

– Ей скоро пять, и она хорошо подготовлена. Немного тренировал ее и твой брат. Обычно я прошу его заняться более молодыми. А тому гнедому четыре, и он уже продан. У меня есть предложения и на эту кобылу, но… Понимаешь, парень, – Акавит потрепал по рыже-золотистому плечу, – дворяне слишком горды, чтобы ездить на кобыле. У них на кобылах ездят леди, переезжают с одного приема на другой. – Он сердито нахмурился. – Ей бы это не понравилось – она любит скачки и долгие поездки. Только не запрягай ее в хомут и не давай тащить плуг, как поступил твой отец с этим фаларнским мерином: у Кукурузы для этого недостаточно крепкие кости. Попроси отца зайти ко мне, и я найду ему замену серой, которую он потерял. У меня есть несколько лошадей, которые ему подойдут.

– Сомневаюсь, чтобы мы могли себе это позволить, – ответил Лер, но он не думал о новой лошади для фермы: он влюбился.

Вне стойла кобыла была прекрасна: с тонкими костями, поджарая, как гончая, и ростом почти со Скью. Блестящие глаза с любопытством рассматривали его; с этой лошадью никогда не обращались грубо. Длинные и шелковистые, ее хвост и грива точно цвета кукурузной шелухи. Ноздри широкие и пьют ветер.

– Скажи отцу, что мы договоримся, – сказал Акавит. Его морщинистое лицо чуть расслабилось, и Лер почувствовал, что проницательные глаза старого лошадника видят его насквозь. – Хорошо, – сказал Акавит, хлопая себя по бедру. – Вы с ней поладите.

Они немного поторговались, но Лер знал, что Акавит взял с него гораздо меньше, чем с дворянина, который пришел бы подыскивать лошадь для своей леди.

– Не волнуйся, – сказал лошадник. – Твой брат не берет у меня деньги, а он уже несколько лет помогает мне с лошадьми. У тебя есть для кобылы седло и упряжь?

– Нет, сэр.

Акавит отвел кобылу назад в стойло и вместе с Лером прошел в комнату, где держал сбрую. Перебирая недоуздки, он сказал:

– У меня был сегодня человек из Редерна. Сказал, что Олбек… Это сын управляющего. Знаешь его?

Лер знал Олбека, но Акавит продолжал говорить, не дожидаясь его ответа.

– Он убил парня, сына торговца. Лукита.

Лукит бы одним из лизоблюдов Олбека, сыном торговца из Редерна. Лер плохо его знал, и то, что знал, ему не нравилось, но смерти ему он не желал.

– Я слышал, Сторн, сын Миллера, выступил против него свидетелем. Если бы Олбек не был сыном управляющего септа, отец Лукита потребовал бы его голову и получил бы ее. Но так он добился только изгнания Олбека из Редерна. Думаю, не пройдет и месяца, как управляющий добьется отмены этого решения. – Он плюнул на пол. – Я рад, что не живу в городе. Если один из моих парней убьет другого, я сам об этом позабочусь.

– Если ты не можешь справиться со своей тревогой, я смогу, – сказала Хенна, когда они после еды сели на пол рядом с Таером.

Если кто-то должен заняться орденом Таера, Сэра предпочитала сделать это самой. Она склонилась к мужу и постаралась устроиться удобнее, насколько это можно на дощатом полу.

Закончив приготовления, она сделала несколько глубоких вздохов и загнала страх и гнев глубоко в себя, чтобы они не мешали контролировать магию. Эмоции делают магию ненадежной и опасной.

– Все в порядке, – сказала она Хенне.

Лер и Ринни тоже сидели на полу, но у стены, где они не помешают матери.

– Ложись, – сказала она Таеру, который сидел рядом. – И расслабься.

Она начала смотреть. Обычно орден представлялся ей прозрачным одеянием, окутывающим все тело, хотя она знала, что другие Вороны могут видеть по-другому. Ее учитель Арваг видел вьющиеся растения с цветками разного цвета для каждого ордена. Только цвета одинаковы у всех Воронов. Сэра подумала, каким бы увидел ее учитель вред, причиненный ордену Таера.

– Что ты видишь, когда смотришь на орден, Хенна? – спросила она.

– Свет, – ответила та. – И темные области.

Сэра слегка коснулась груди Таера, где, как говорила ее магия, находится одна из дыр.

– Я вижу здесь разрыв, – сказала она. Хенна кивнула.

– Да, это одно из темных мест.

– Следи за ним, – попросила Сэра, – Если заметишь какие-нибудь перемены, скажи мне.

До этого года Сэра не поверила бы, что что-то может изменить орден. Будучи моложе, она пыталась это сделать, и думала, что не она одна. Она хотела изменить внешний вид своего ордена, чтобы случайно оказавшийся поблизости Ворон не смог понять, кем она является.

Ничего не подействовало. Магия соскальзывала с поверхности ордена, не влияя на него.

«Магия действует на рисунок, – подумала она, – на рисунок и на символы».

Сэра посмотрела на орден Таера и потянула на себя магию, как пряжу на своем веретене. Она чувствовала мягкую текстуру, как самую тонкую овечью шерсть. Орден теперь представлялся ей тканью, и она применила к нему магию так, будто это была ткань, и увидела, что магия действует.

– Таер, – сказала она. – Скажешь, если что-нибудь почувствуешь, особенно если станет больно.

– Хорошо.

Его сухой тон заставил ее улыбнуться, чего он и добивался. Она набросила пряжу своей магии на его орден, но ее пальцы прошли насквозь и коснулись его шеи.