Вольф Белов - Бельфеддор

Глухонемой проснулся последним, когда один из пробегавших мимо слуг наступил ему на руку. Из шатра с визгом выскочили полураздетые рабыни, прикрывая ладонями свои обнаженные прелести. Вслед за ними появился Ксеттос в одних шароварах, взлохмаченный и босой, но с мечом в руке. Мигом оценив обстановку, он заорал:

– Все ко мне!

Полтора десятка уцелевших стражей сомкнули щиты, заслонив собой господина. Слуги и рабы устремились к шатру Ксеттоса, надеясь, что хозяин как-нибудь сумеет их защитить. Но грабителей было слишком много – целая боевая дружина вышла из леса. Ксеттос понял, что караван ему уже не спасти, уцелеть бы самому. Купцу, конечно, было жалко лишаться золота и товаров, но в конечном счете, при его немалом состоянии, потеря была не так уж велика. Ксеттос давно бы уже мог не обременять себя никакими заботами – лишь неуемная жажда деятельности и страсть к дальним путешествиям заставляли его до сих пор самолично водить караваны.

– Отходим! – крикнул купец. – Все в лес! Где Омминос?!

Но никто не знал, куда подевался начальник стражи. Да никому и не было до этого никакого дела: каждый был озабочен собственной судьбой. Беспорядочной толпой караванщики устремились в чащу. Слуги, рабы, стражники – все рассеялись в зарослях кто куда. Лишь человек десять неотступно следовали за своим господином.

Вскоре в разгромленном лагере остались только торжествующие варвары и трупы убитых караванщиков. Грабители пощадили наложниц Ксеттоса: девушки-рабыни послужили утехой разгоряченным воинам.

– Отличная добыча, – удовлетворенно произнес предводитель лесных варваров, осмотрев трофеи.

Над левым виском длинные волосы предводителя были заплетены в три косички, что свидетельствовало о его принадлежности к одному из княжеских арамейских родов.

– Но ты выбрал не очень удачное место для засады, мой неверный друг, – с ухмылкой заметил он сопровождавшему его Омминосу. – Эй, парни! Если хотите позабавиться с этими девками, забирайте их с собой. Оставаться здесь слишком опасно. Забирайте все, что можете, остальное – в огонь.

– Я сделал все, что обещал тебе, Варисий, – сказал Омминос. – Чем тебе не нравится это место? Чего ты боишься? Поблизости нет ни одного ногарского гарнизона.

– Ногарские солдаты меня ничуть не беспокоят, – пренебрежительно отозвался Варисий. – Мои люди без труда разгромят целый отряд ногаров. Здесь есть кое-что похуже.

– И что же это? – спросил Омминос.

– Там, – арамей указал в чащу, где скрылись бежавшие караванщики, – логово Бельфеддора.

Последнее слово он произнес так тихо, что Омминос едва расслышал.

– И кто же такой этот Бельфеддор? – насмешливо спросил Омминос.

– Говори тише, – потребовал варвар. – И старайся пореже произносить его имя, особенно когда находишься рядом с золотом. Этот металл привлекает его.

– Так кто же он такой? – повторил свой вопрос ногар.

– Это демон-воин, демон-истребитель. По ночам он выходит из развалин мертвого города, убивает всех, кто попадается на пути, и опять возвращается к себе. Трофеи он хранит в подземельях своего логова. За сотни лет там, должно быть, скопились несметные богатства, но никто в здравом уме не осмелится отправиться на их поиски.

– Глупые сказки старух-крестьянок, – пренебрежительно фыркнул Омминос. – Я не верю в эти старые предания, в них больше вымысла, нежели правды. Лучше отправь своих людей в погоню за Ксеттосом. В условиях сделки была смерть купца.

– Никуда твой купец уже не денется. Если хочешь, догоняй его сам, а мои люди туда не сунутся. От демона-истребителя никто не уходит живым.

Омминоса такое решение не удовлетворило. Просвещенное ногарское общество мало верило в могущество низших демонов, что во множестве населяли леса, степи и горы, ибо любой ногарский жрец мог повелевать ими, подчинять своей воле. Но спорить с арамеем Омминос не стал. Неизвестно, насколько опасен мифический Бельфеддор, а вот получить от варваров нож под ребро можно запросто.

Тем временем варвары погрузили вьючные сумы с золотом и серебром и тюки с тканями на спины гиппарионов и волов, не забыли и амфоры с вином. Повозки с остальным добром подожгли.

Отряд готов был тронуться в путь, когда из-под полога рухнувшего шатра воины вдруг извлекли глухонемого. Оглушенный во время схватки, он потерял сознание и только сейчас пришел в себя.

– Гляди-ка! Один еще живой! – воскликнул бородатый воин, швырнув калеку к ногам предводителя. – Срубить ему башку, князь?

– Подожди, – остановил его Варисий. – Эй, парень, как тебя зовут?

– У него нет имени, – произнес Омминос, глядя на пленника с нескрываемым презрением. – И он тебе не ответит. Он даже не слышит тебя. Это раб Ксеттоса, он глухонемой. Только купец умел с ним разговаривать.

Раб исподлобья смотрел на предводителя варваров и ногара-изменника. Он действительно ничего не слышал, но лишь один Ксеттос знал, что глухонемой отлично умеет читать по губам.

– Позволь, Варисий, я лично прикончу урода, – попросил Омминос, обнажая клинок. – Мне никогда не нравился этот хозяйский любимчик.

– Оставь его, – махнул рукой князь. – Парень и так обижен богами. Пусть считает, что я даровал ему свободу. Уходим!

Вся дружина быстро покинула разгромленный лагерь, уведя с собой гиппарионов и волов, нагруженных добычей. Когда последний воин растворился в ночи, раб вскочил на ноги и побежал в темную глубь леса, где скрылись Ксеттос и его уцелевшие слуги.

Между тем Ксеттос и несколько человек, державшихся рядом, углубились в самую чащу, спасаясь от клинков головорезов. Куда подевались все остальные, бежавшие из лагеря, они не знали, – видимо, разбрелись по лесу, а может быть, даже уже и сгинули в коварном болоте или на звериных тропах.

Бесцельно блуждая в темноте среди могучих вековых деревьев, увитых лианами, диким плющом и поросших густым длинным мхом от древности, беглецы вдруг наткнулись на обширные руины каменных строений.

– Что это, хозяин? – с опаской спросил один из слуг. – Где мы?

– Не знаю, – ответил Ксеттос. – Но лучше нам до рассвета укрыться здесь.

Купец и его слуги осторожно, почти на ощупь, продвигались среди руин. Наверное, когда-то в прошлом эти стены были очень высокими, теперь же они превратились в бесформенные нагромождения валунов. Каменные завалы то и дело преграждали дорогу путникам. Город, если это был город, умер очень давно. Наверное, не одна сотня лет минула с момента его гибели. Лес уже полностью захватил территорию, некогда отвоеванную у него жителями города. Деревья росли повсюду, даже изнутри останков зданий теперь поднимался густой лес. Буйная растительность своими корнями довершала разрушение каменных стен.