Александр Прозоров - Земля Мертвых

— Как горит? Малохин! — обернулся Костя к своим людям. — Ты же говорил, в пятьдесят четвертом война будет!

— Так датировка от сотворения мира шла, мастер, — развел руками бывший учитель. — Могли и перепутать. К тому же, в пятьдесят четвертом наши Выборг взяли, а когда воевать начали, не сказано. Может, они вообще в отместку за этот набег на Выборг пошли!

— Сколько лодок? — уточним у вестника опричник.

— Три десятка, Семен Прокофьевич. Никак не менее.

Три десятка лойм, немногим более десяти ратников на каждой. Почти три сотни воинов получается. Похоже, свены в Ладожское озеро прорваться собрались, хотят ладьи новгородские обхапать. С тремя сотнями на берегу Невы и пограбить с прибытком некого, и прокормиться нечем, и уйти по болотам некуда. Если порвутся мимо Орехового острова, то хорошо, пусть новгородцы с ними разбираются, а коли нет — назад поплывут. Вот тогда и здешних чухонцев «пощипать» не побрезгуют. Еще хуже, если новгородцы лоймы потопят — свены берегом убегать станут. Пеших и чухонцам заметить труднее, не уберечься могут, — да еще, чего доброго, заблудятся свены, по дорогам пойдут бродить, станишничать. Два-три года пройдет, пока всех повыловишь. Прикрыть берег надобно, да пеших свенов сразу побить.

— Нислав, а ты откуда?

— Вас искал, Семен Прокофьевич. Долго не заезжали.

— Хорошо. Слазь с коня.

Погожин пожал плечами, осторожно спустился на землю и тут же прихватил с седла пищаль.

— Константин Алексеевич, — повернулся к клубникам опричник. — Ведите сюда ваших девок. На оседланного жеребца двоих посадить можно, на заводного одну, уставший он уже. Всех не увезут, но все спокойнее.

— Я на это животное не сяду! — немедленно взревела Инга, но вопросы, кому из островитян ехать, а кому оставаться, опричника не касались.

— Баб до Анинлова отвезешь, — распорядился Зализа воину, — там Лукерье оставишь. Сам в Замежье поспешай, пусть исполчаются. Потом к боярину Батову. Сбор здесь, у россоха. Пошел!

— А мы куда, Семен Прокофьевич? — поинтересовался Росин, глядя в спину удаляющимся всадникам. Все три уехавшие женщины оказались из клуба «Ливонский крест». На рыцарских турнирах они успели привыкнуть к лошадям и без страха забрались к ним на спины.

— К Неве, — пожал плечами опричник. — Берег сторожить от свенов потребно, дабы не высадились и деревеньки не пожгли.

Ему не очень верилось, что дикари станут тратить время на разорение убогих чухонских поселений, однако в ратном деле на удачу лучше не рассчитывать. Сто раз стражу поставишь, один раз лазутчика да отпугнет.

— Вы мешки свои снимите, да за холмиком, под кустарником сложите. Здесь места безлюдные, не пропадут. Не дай Бог сеча, вас сразу порубают с таким-то грузом.

Росин, чувствуя, что дело закручивается всерьез, спорить не стал. Клубники охотно расстались с поднадоевшей за долгий переход тяжестью. Многие, пряча свои рюкзаки, доставали из карманов оружие и вешали на ремни. Теперь им не думалось, что оно может «мешать» при ходьбе.

Оставшийся без коня Станислав громко ругался: держать в руках одновременно и бердыш, и тяжеленную пищаль оказалось невозможно. Его пожалел Юра Симоненко, легко поднявший граненый ствол и положивший себе на плечо:

— Она хоть заряжена, или это просто дубинка? А то у меня кроме меча из сыромятины ничего нет.

— Заряжена, — с облегчением кивнул Погожин. — Ты с ней поосторожнее.

Нислав начал осторожно пробираться к своему барину. Он уже успел понять, что в этом мире спокойнее находиться рядом с местным тираном, нежели с доброжелательными пришельцами.

Но у Зализы и в мыслях не возникало того, что кто-то может думать и чувствовать иначе, чем он. Он не был ни жестоким, ни добрым, он не размышлял ни о славе, ни о развитии классового общества и производительных сил, ни о справедливости, ни о гуманизме. Он был просто воином, защищающим свою землю. Опричник дождался, пока уляжется суета, связанная с укладыванием вещей в схрон, и первым двинулся вперед, поправив на голове шелом. Хорошо хоть, осень, не жарко. А то бы в шеломе, да подшлемнике быстро упарился.

— Семен! — нагнал воинскую колонну всадник. — Семен!

— Василий? — оглянулся Зализа.

— Зажгли крепость свены, Семен. Высаживаться не стали, к Неве пошли.

— Думаю, в Ладогу хотят прорваться. Ты, Василий, в Храпшу скачи, боярина Иванова да Мурата исполчай. И весточку в Копорье пошли.

— Понял, — Дворкин развернул коня и помчался в обратную сторону.

— Что, дело будет, боярин? — облизнув губы, поинтересовался Погожин.

Зализа не ответил. Он не верил, что свены высадятся, но нутром чувствовал — опаздывает. Пешком до брода через ручей пришлось идти втрое дольше, чем верхом, тропа через поросшие ивняком холмы оказалась скользкой, и пришлось продираться краем, через кустарник. Потом еще заболоченный, поросший березами наволок… Даже поднимаясь против течения, лоймы наверняка успели миновать Ижору.

Тропа пошла вверх, по березовым взгоркам с частыми травяными прогалинами, потом опять опустилась вниз и потянулась вдоль заболоченной поймы ручья, слева огороженная густым ельником. Очередной поворот — и опричник увидел перед собой одетого в кирасу человека. На мгновение оба замерли — потом одновременно схватились за сабли, но первым успел отреагировать Погожий, постоянно таскавший свой бердыш в руках. Милиционер левой рукой толкнул тяжелое лезвие вверх и вперед, правой — рванул на себя, разгоняя и направляя в цель. Промелькнув над плечом опричника, лезвие дотянулось до врага, глубоко врезавшись ему в основание шеи.

— Свены! — Зализа плечом подтолкнул древко бердыша вверх, помогая воину освободить оружие, шагнул вперед и, видя следующего врага, выбросил саблю вперед. Ударившись в покатую сталь кирасы, клинок со скрипом скользнул по ней вверх и вошел под подбородок. — Бей!

Он попытался рубануть набежавшего бородача в часто простеганном кожаном камзоле по шее, но тот ловко отвел удар длинным мечом, сделал выпад — опричник отбил его наручем, ощущая, как пихаются в спину набежавшие ратники. Свена его товарищи, не видящие схватки, тоже толкали вперед. Скрестившие клинки воины, не успевшие убить друг друга сразу, оказались плотно притиснуты друг к другу.

— Паскуда! — Зализа со всей силы оперся левой рукой на тыльную, не заточенную сторону клинка и медленно вытянул его вверх, прорезая и толстый слой набитого под кожу камзола конского волоса, и человеческую плоть. Глаза свена начали быстро тускнеть, голова повисла вниз. Опричник увидел за ним латника в кирасе с наплечниками, вскинувшего свой палаш, но еще не нашедшего, куда его опустить, повернул эфес своей сабли, ткнул, нажал еще раз, загоняя сталь свену под руку, в открытую беззащитную подмышку. На руку навалилась тяжесть, и вытянуть саблю назад Семен уже не мог. Он висел в воздухе на одном месте, плотно зажатый со всех сторон. Зажатый с такой силой, что два мертвых тела впереди не падали, продолжая стоять на своих местах.