Александр Прозоров - Царская дыба [= Государева дыба]

— Нислав, отныне боярин Константин Андреевич под стражей. Доглядывай за ним, ибо головой отвечаешь. Сбирайтесь в дорогу, бояре. Ныне дело государево у нас, а оно спешки требует. Выступаем немедля.

До замка дерптский епископ домчал за два часа, бросил повод взмыленного, загнанного едва не насмерть коня новому привратнику, взятому начетником из молодых сервов, стремительно поднялся в малую залу, с яростью метнул в стену серебряный колокольчик, стоявший на столе рядом с высоким и тонкогорлым, чем-то похожим на лебедя, кувшином. Пока покатывающиися по полу сладкоголосый звонок издавал жалобно-удивленный перезвон, правитель сбежал вниз, в пыточную, перехватил с верстака широкий нож для снятия кожи, кроваво блеснувший в темно-красном свете жаровни, так же торопливо поднялся наверх.

— Вы меня звали господин епископ? — Служка стоял уже здесь, зябко кутаясь в коротковатую рясу.

— Да, — хозяин замка подступил к нему, сжимая в правом, крепко сжатом кулаке нож, указательным пальцем левой руки приподнял мальчишке подбородок.

Служка мгновенно посерел, став похожим на древние каменные стены, но правитель всего лишь покачал за подбородок его голову из стороны в сторону, вглядываясь в лицо.

— Родинки на теле есть?

— Д-да, господин епископ, — дрожаще кивнул служка.

— Раздевайся.

Мальчонка послушно скинул рясу, под которой оказался совершенно обнаженным.

— Г-господин н-начетник велел п-прачке отдать, — заблаговременно попытался он оправдать отсутствие исподнего, но дерптского епископа этот вопрос интересовал менее всего. Священник обошел мальчишку кругом, заметил на боку расположенные треугольником крупные родинки, измерил пальцами расстояние между ними.

— Руки подними…

На руках у служки тоже ничего не оказалось.

— Опусти руки. Одевайся. Возьми у начетника кадушку и большой бурдюк молока, чтобы наполнить ее хотя бы наполовину. Вели оседлать двух лошадей. Поедешь со мной.

— Н-но у нас в замке… Нет коровы… — осторожно напомнил служка.

— Иди сюда, — поманил его правитель, схватил за загривок и повернул лицом к стене. — Видишь тень от решетки? Когда след этого прута опустится на пол, ты должен стоять здесь с молоком и кадушкой. Иначе ни ты, ни начетник этой тени больше уже никогда не увидите. Пока еще не знаю, почему…

Но мальчишка мгновенно понял, что ничего хорошего подобное обещание ему не сулит, и опрометью кинулся выполнять приказание. Правитель замка подошел к колокольчику, подобрал его, хозяйственно поставил на стол. Подул на ладонь, словно ожегся о серебряную безделушку, потом повернул кресло к тени, на которую указывал служке и уселся, положив руки на подлокотники и следя за перемещением темной полосы с таким интересом, словно перед ним танцевало не меньше десятка полуобнаженных турчанок.

Тени оставалось до пола еще никак не менее двух пальцев, когда в зал ввалился запыхавшийся служка:

— Кони оседланы, господин епископ. Молоко и кадушка приторочены к седлу.

— Что же, ты очень расторопен, — кивнул дерптский правитель. — Сегодня вечером ты получишь за это достойную награду. Какое здесь ближайшее болото?

— Лобицкая вязь, господин епископ.

— Очень хорошо. Мы едем туда. Ты покажешь дорогу.

Расстояние в десять миль застоявшиеся в конюшне войсковые лошади одолели с восхитительной легкостью, почти не запыхавшись. Двое всадников свернули с дороги на некошеный луг, проскакали по нему еще около полумили и остановились неподалеку от низких ивовых зарослей, застилающих пространство на сотни шагов вперед.

— Это именно то, что нужно, — спешился дерптский епископ, подошел в кустарнику, закрыл глаза и развел руки в стороны, ладонями вперед. Некоторое время он стоял неподвижно, потом начал тихонько покачиваться в такт ветру.

Служка ощутил, как у него пересохли губы. Он попытался облизнуть их, потом потянулся к фляге, в которой плескалось слегка подкисленная уксусом вода.

— Не делай этого, — внезапно предупредил правитель здешних земель. — Бери молоко и кадушку и ступай за мной.

— Там же вода! Болото!

Однако священник, не меняя позы, двинулся прямо в заросли. Мальчишка волей-неволей спешился и двинулся следом за ним. Как ни странно, хотя впереди постоянно поблескивала вода, но под ногами не хлюпало, словно епископу удалось нащупать те редкостные в здешних местах кочки, что не проваливаются мгновенно, стоит на них ступить человеческой ноге.

Кустарник закончился, началась рыхлая травяная подстилка, что плавает поверх темной болотной воды, колтыхаясь от мелких волн и проваливаясь от прикосновения обычной жабы — но и здесь священнику удавалось каким-то чудом угадать место, где под тиной и травой скрывается твердая земля. Служка, с полной ясностью сознавая, что по сторонам от проложенного правителем пути таится бездонная топь, старался ступать след в след.

Наконец впереди показался холмик, похожий на человеческую лысину, окаймленную редкой порослью травяных волос. Дерптский епископ выбрался на него, сел, поджав под себя по-турецки ноги, подставил лицо вечернему солнцу. Служка с ужасом понял, что за все это время его господин так и не открывал глаз.

— Садись, отдыхай, — разрешил правитель. — Скоро темнота. Ночью по болотам ходить не надо. Ночью здесь случаются беды.

— Но как же м-мы…

— Не бойся. Скоро все закончится. Осталось совсем чуть-чуть. Я обещаю тебе, все будет хорошо и закончится еще до полуночи. А я всегда выполняю свои обещания.

— Д-да, господин епископ, — согласился мальчишка. — Вот только… Комары… Они нас до утра съедят… М-мы ведь не сможем возвращаться в-в т-темноте?

— Комаров не будет, — дерптский епископ повернул руки ладонями вверх. — Здесь очень свежий ветер. Неужели ты не чувствуешь?

Служка и вправду почувствовал — но ветер показался ему отнюдь не свежим, а темным и затхлым, словно дохнуло холодом из темного зева погреба. И промозглой, пронизывающей до самых костей сыростью… Хотя, какой еще может быть воздух на болоте?

— Да у тебя озноб, мой мальчик? Ты совсем замерз… — удивился дерптский епископ, так и не открыв глаза. — Ладно, в Питхалагарти ночь, так что ничего страшного. Ты видишь меня?

— Да, господин епископ… — удивился странному вопросу служка.

— Это правильно, — кивнул правитель и наконец-то открыл глаза. — Джетс вирст ду стербен, унд ди сееле дайне вирд сих ауф небеса емпортраген, плоть вирд дайне ин ди эрде, инд дас блут возопит ебер нью обители веггехен.

— Что вы говорите? — не понял мальчишка.

— Ты совсем продрог, устал, голоден и хочешь пить, — улыбнулся ему правитель. — Сразу все человеческие муки вместе. Нужно поскорее заканчивать, и избавить тебя от этих неудобств. Встань, и возьми кадушку под днище.