Ольга Брилева - По ту сторону рассвета

Лагерь в скалах был совсем небольшим. Они прошли мимо ратоборцев с горы Химринг, разбивших палатки, мимо немногочисленных уже крестьян, устроивших укрытие под возами, мимо эльфов, расположившихся в пещере, и вчерашних стрелков Моргота, чьи одежды и шапки ради отличия от одежд врага были украшены сосновыми ветками. Поднялись на холм, на тысячу шагов отошли от лагеря — и там Даэрон увидел вкопанный в землю торчком камень, длинный светло-серый гранитный валун. Перед ним на коленях стоял юноша в серо-красно-зеленом дирголе, и Даэрон понял, что он творит молитву. Оба, эльф и человек, остановились, скрывшись за скалой, и юноша их не заметил. Закончив молитву, он достал нож, обнажил грудь, разрезал себе кожу напротив сердца и, вымазав ладонь кровью, оставил на сером камне красный отпечаток. Встал, прижал рану чистой тряпицей, зашнуровал ворот и ушел другой тропой.

— Подойдем ближе, — сказал Берен. Даэрон подошел к камню и увидел, что кровавых отпечатков на нем много, более сотни. Тот, что был выше всех, оставила не правая, а левая рука.

— Что это значит? — спросил эльф.

— Это жертвенный камень, вкопанный Беором Старым и Мар-Гретиром, первым хозяином этой долины, — тихо сказал Берен. — Завет между двумя людьми некогда скреплялся кровью жертвенного животного, потому что в свидетели призывали богов, которых вы, Старшие, именуете Силами. Но завет между людьми и богами должен быть крепче. Поэтому в старое, темное время его скрепляли человеческой жертвой.

Даэрона передернуло.

— Те времена прошли, — продолжал Берен так же тихо. — Еще до встречи с государем Финродом мы знали, что человеческие жертвы — мерзость перед богами. Ничью жизнь нельзя пожертвовать богам — кроме своей. Если что-то тебе важнее жизни, то ради этого можно пожертвовать ее богам. Верхний отпечаток — мой, Даэрон. Я больше не принадлежу себе. Я в руках богов, и что они пожелают сделать со мной, тому и быть. Это страшный обет. Такой же страшный, как клятва Феанора и его сыновей. Я не давал его ни перед битвой при Кэллагане, ни после смерти отца. Человек, давший такой обет, для всего мира умирает. Ты говоришь с мертвым, Даэрон.

— Для мертвого ты весьма красноречив, — Даэрон повернулся к нему спиной и зашагал с холма.

— Уходи сегодня, — Берен пошел следом. — Пока еще не поздно. К ночи они подтянутся сюда и заткнут выход из долины.

— Я не уйду, — спокойно ответил Даэрон и свернул к пещерке, облюбованной эльфами.

— Навались! — скомандовал Фин-Рован. — Навались дружненько!

Ребятки навалились дружненько — шаткая пирамида из валунов с грохотом покатилась вниз, увлекая за собой по дороге камни, камешки, гравий, снег и лед… Снизу послышались крики — поздно. Обвал отрезал передовой разъезд, обрушился на одну из воловьих упряжек. Тяжко, надсадно заревело искалеченное животное, кричали испуганные кони. Трое из шестерки Фин-Рована быстро похватали еще несколько камней и сбросили вниз — больше на испуг, чем на поражение. Остальные сделали по выстрелу из самострелов — с тем же успехом. Наслаждаться содеянным было некогда.

— Смазываем пятки! — скомандовал здоровяк.

Бретильские стрелки, обернувшись веревкой, длинными скачками спустились по отвесной скале к тропе. Последним спустился Фин-Рован, дернул за веревку — хитрый узел мигом распустился и соскочил с вбитого в скалу клина.

Повскакав в седла, десятка рванула вверх во всю прыть, какую может выдать конь на горной тропе.

— …Значит, еще ни разу не вступив в бой, мы уже потеряли свыше двух десятков убитыми и ранеными. Думаю, на этом нужно оставить попытки пройти берегом Кардуина.

— А зачем? — не понял Гаутрунг, командир второго знамени Волчьих Отрядов. — Мы ведь можем разделиться. Отправить берегом Кардуина тех, кого можно пустить в обход… ударить с тыла, внезапно. Да пошлите в эти горы наш отряд — выкурим мерзавцев на раз!

Илльо не стал даже отвечать на такое предложение, Тильх фыркнул.

— Болваном ты родился, Гаут, болваном помрешь, если не поумнеешь, — Болдог цыкнул зубом. — Чтобы удерживать эти высотки, Беорингу достаточно отправить сюда две-три сотни человек. Даже не воинов, а сброда, которого сейчас полно в его армии — чтобы забрасывать нас камнями, не обязательно быть воином. Ему будет не в тягость перекрыть нам этот путь, а мы за каждого засранца в драном клетчатом плаще будем отдавать десятерых ребят — да как раз этого беоринги от нас и хотят, и чтоб я сдох, если стану поступать по их хотению! И о каком неожиданном ударе с тыла ты говоришь, когда у каждой из этих долбаных скал есть глаза и уши, и служат они Берену. Нет, мы пройдем прямо по долине Хогг, навяжем им тот бой, которого они не выдержат: лоб в лоб. Вряд ли у медвежатника есть хоть две тысячи человек, которых можно назвать пехотой… А нас здесь — семнадцать тысяч, и мы, хоть и без конного довеска — армия «Хэлгор».

— Болдог, — заметил дхол-таэро [56] Дхол-таэро, «глава-воин» (ах'энн) — командир длиной сотни, капитан. рыцарей Аст-Ахэ, — а ведь орков Лотланна эта «не-пехота» спустила в воду Фреридуина.

— Потому что Беоринг умный, а Скулгур — дурак. Потому что Беоринг выбрал место на высотке, а Скулгур попер на колья. Потому что за ночь он навалил плотину. Но теперь неожиданные подарочки у Беоринга кончились. Он весь как на ладони: тысячи три отребья, две тысячи этих конников, еще две-три сотни ублюдков, бежавших от нас… Эх, говорил я Гортхауэру, что отправлять Беоринга в Дортонион — это все равно что кидать дрожжи в выгребную яму! Мы пройдем по ним… Пройдем. Стопчем их в грязь.

Илльо вовсе не был так уверен в успехе. Во-первых, любая попытка проложить себе выход из долины — это потери, а каждый потерянный здесь воин — это уцелевший в Хитлуме враг. Во-вторых, разгром волчьих всадников показал, что Берен не растерял своей военной хитрости. У него должны быть какие-то потайные ножи. Илльо разослал разведчиков во все стороны. К самому лагерю Беоринга они подобраться не смогли, потому что на дозоре стояли эльфы, но днем видели, как в ту сторону проехали тысячи полторы всадников. Илльо не мог заступить им дороги, но к вечеру стянул свои силы ко входу в долину, и теперь никто не мог прийти на помощь Беорингу.

Речка Хогг текла через лагерь, и Илльо подумал: жаль, что ее нельзя перегородить плотиной и смыть армию Берена. речка была — в самом глубоком месте по колено.

Поднявшись на один из холмов, Илльо видел построенные беорингами засеки. Штурмовать их, имея метательные орудия, было сущей глупостью. Но ведь и Берен знал об орудиях. Он не мог ничего не предусмотреть на этот счет. Человек, так ловко подделавший собственную смерть, не мог…

Какой-то шум прервал его размышления. Шум… Схватки? Да, схватки! Илльо бросился к выходу и, отдернув полог, столкнулся грудью в грудь с одним из т'айро-ири