Владимир Аренев - Немой учитель

— Душа у Дьявола?! — взорвался Готарк Насу-Эльгад, еле вытерпевший до этого момента. — Какая чушь!

— Это только апокриф, — напомнил ему Эллильсар.

— Это ересь! — прогремел Глава Инкивизитии, вставая с бревна, чувствуя, как разростается в груди нечто холодное и мощное. Он помнил, где и в каком положении находится, но эта память была сейчас далекой и не нужной. — Это — ересь!!!

— Оставьте, — внезапно сказал молчавший все это время Таллиб. Он так и остался у лошадей, поглаживал их по мордам, и смотрел в сторону. — Оставьте.

Немой тем временем махнул рукой.

— Пора ехать. Достаточно, — перевел Эллильсар.

— Вы не желаете дослушать до конца? — спросил, щурясь, старик.

«Не желаю», — ответил Моррел, а принц снова озвучил. «Конца у твоего апокрифа еще нету. Пока нету».

Сказатель вздрогнул и завернулся в плащ:

— Да, господин. Вы правы, господин.

— Итак, мы едем? — требовательно спросил Готарк Насу-Эльгад.

— Едем, — подтвердил принц.

Об Юзене все забыли, но тот, кажется, не был расстроен таким положением вещей. Он только поднялся с бревна и глядел им вслед, пока уезжали…

Таллиб оглянулся, проронил:

— Побыстрее бы нам, лес желательно миновать до темноты. Мало ли, еще одумаются.

«Не одумаются», — показал Моррел. «Им там забот хватит на несколько дней. Потом, может быть, кинутся вдогонку, но потом уже будет поздно. Хотя побыстрее двигаться не помешало бы».

— Так давайте быстрее! — раздраженно воскликнул Готарк Насу-Эльгад, когда ему объяснили, в чем дело.

Эллильсар покачал головой:

— Не обманывайте себя и нас, вы же еле держитесь в седле.

— Да, но я более предпочитаю иметь синяк на заднице, чем остаться без головы, да простит меня Распятый Господь наш за такие слова!

Промолчали, но скорости передвижения не увеличили, наоборот, принц всячески придерживал коня, не давал ему перейти на бег. В конце концов пришлось остановиться вовсе, когда Глава матери Очистительницы, внезапно даже для самого себя, покачнулся и рухнул вниз. Благо, Таллиб, ехавший рядом, подхватил его и не дал упасть. Было очень стыдно и очень больно.

Готарк Насу-Эльгад лежал на земле у костра, стараясь не шевелиться. Все тело пылало, на любое движение оно отзывалось решительным протестом. Где-то рядом сидел принц; Моррел и Таллиб занимались лагерем.

Когда поели, Глава Инквизитии снова улегся возле костра, но уже другим боком; вздохнул:

— Все-таки Распятый Господь наш хранит своих сыновей!.. Но эта ересь! Я постараюсь забыть об этом случае и вам, принц, советую сделать то же самое. Какая чушь!

Эллильсар рассеянно кивнул, хотя догадывался — забыть он не сможет. Даже не станет пытаться.

Все, вот и добрались до столицы — шумной, вонючей, дряхлой и цветастой — как уличная торговка.

В пути трудно было только поначалу, пока не оказались в ближайшем городке, а там уж Готарк Насу-Эльгад отыскал необходимое — все-таки связи Инквизитии остаются одними из самых прочных даже в тяжелейшие времена.

Несмотря на протест Главы матери Очистительницы, Моррел с принцем потребовали повозку, в которую поместили раненого, но отчаянно сопротивляющегося Готарка Насу-Эльгада. В результате ему пришлось-таки смириться с подобным самоволием. Признаться, в душе он был даже рад, что не придется ехать в седле. Повозка несколько замедлила передвижение маленького отряда, к которому присоединились воины Инквизитии из того самого маленького городка — никто не желал еще одной встречи с вольными братьями.

Король встретил прибывших в постели. Он лежал; в комнате резко пахло лекарствами и спиртным. Заслышав о нападении на своего сына, этот чернобородый калеченный человек разъярился: он кричал, чтобы немедленно отправили в леса армию и уничтожили всех смердов, до последнего, потом внезапно стих, закрыл глаза и уснул — никто сначала и не понял. Моррел остановил Готарка Насу-Эльгада, собиравшегося о чем-то заговорить и указал на Короля. Только тогда Глава Инквизитии понял, что монарх спит. Все тихонько покинули комнату и отправились кто куда: Таллиб — на конюшню, позаботиться о вещах и лошадях, принц — к себе, размышляя над содержанием необычного апокрифа; Готарк Насу-Эльгад удалился к лекарю.

Моррел же просто брел, неведомо куда.

Голос госпожи Кэ-Фниру вывел его из задумчивости, но не оказался той неожиданностью, от которой вздрагивают. Моррел вообще редко вздрагивал.

— Здравствуйте, — немой оглянулся. — Вот мы и встретились опять. Кажется, мы можем продолжить наш разговор.

Фаворитка Короля потеряла былую привлекательность: глаза были обведены темными кругами, на лице прибавилось морщин. Она поняла, о чем он думает, и вздрогнула.

— Кажется, я сильно изменилась — и не в лучшую сторону, — тихо рассмеялась высокая госпожа. — А вот вы остались таким же, как прежде. Так что же, вы не станете убегать от меня? На сей раз вам некуда спешить.

Моррел склонил голову.

— Пойдем ко мне, — она дотронулась до его руки. Он осторожно освободил свою ладонь, написал на пергаменте: «Нет, сударыня. Это невозможно».

— Но почему? Я настолько изменилась? Боже, что я говорю, не изменилась, а, конечно же, постарела! — настолько, что вы брезгуете мной?

«Нет, сударыня. Просто сейчас не время».

— А когда оно наступит, ваше «время»? — эта усталая женщина снова взяла его за руку, взглянула в каменные глаза. — Неужели ты не понимаешь, что со мной происходит? Этого никогда не должно было произойти, однако же вот, гляди, я, фаворитка Короля, первая женщина в стране — перед тобой и умоляю переспать со мной, как последняя трущобная шлюха! А ты опять отворачиваешься и ловко прикрываешься своей немотой — будь она проклята!

«Она и так проклята, сударыня. Время, которого вы так ждете, никогда не наступит. Вы были правы — я не боюсь Короля, и теперь Эллильсар достаточно вырос, чтобы я мог действовать без оглядки на его реакцию — дело в другом. Вспомните, вам когда-то безумно нравился Король — до того самого дня, пока в башне Зенхарда не появился я».

— Да, это так, — сказала Кэ-Фниру. — Мне нравился, именно «безумно нравился», Король. Но потом, когда мы уехали из башни, он изменился. Он стал жестче, находил удовольствие в мучениях других. Все были удивлены тем, что я так долго оставалась его фавориткой, но только я и он — только мы вдвоем знали, что это происходит по единственной причине. Я мучилась этой ролью, а ему нравились мои мучения. Вот и весь секрет. Просто, правда?

«Не так все просто. Но ни он, ни вы не виноваты в этом. Полностью не виноваты. Существуют обстоятельства, которые иногда превыше нас, как сказал бы господин Готарк Насу-Эльгад. Не мучьте себя. Скоро все закончится».

— Вы обнадеживаете меня? — она заглянула в бесстрастные глаза, пытаясь еще раз увидеть там ту искру, которая… Нет, показалось, конечно же показалось. Что может быть во взгляде немого учителя, который превыше всего ставит какие-то непонятные идеалы? Уж никак не сожаление, а тем более — не тоска.