Андрей Посняков - Шпион Темучина

Разговор?

– Похоже, наш побег пока откладывается, парни, – негромко произнес Баурджин. – Думаю, ненадолго.

В ночном небе сияли звезды. Баурджин, со связанными за спиной руками, шел посреди выхваченного дрожащим пламенем факелов коридора – оранжевой просеки среди девственно черного леса. Шел не так уж и долго: обойдя ручей, шествие свернуло к большой куче камней, громоздившихся на крутом склоне. Нойон остановился, опасаясь упасть.

– Что встал? – обернулась идущая впереди атаманша. Рыжие волосы ее в свете факелов казались языками пламени, зачатком всепожирающего лесного пожара.

Баурджин неожиданно улыбнулся:

– Боюсь, как бы не сломать ноги.

– Не того боишься, парень! – презрительно хохотнула Дикая Оэлун. – Не так страшно сломать ноги самому, как то, что их сломают другие. А тебя, быть может, это и ждет… Шагай!

Пройдя средь нагромождений камней, молодой пленник оказался в узком проходе. Впереди, не оглядываясь, быстро шла атаманша, за ней – Баурджин, а уж дальше – двое воинов с факелами, остальные остались на склоне.

Разбойница вдруг резко остановилась. Скрипнула дверь… Ну, надо же! И здесь – пещера. Пещера Лехтвейса – так лучше б сказать, поскольку открывшаяся узнику картина больше напоминала какой-нибудь богатый гэр или даже дворец. Под ногами – ворсистый ковер, на стенах – золотые светильники, играющие зеленоватым пламенем, сверкающие щиты и шлемы, кругом, на сундуках, дорогая золотая и серебряная посуда, хрустальные пиалы, груда струящихся парчовых тканей, низкое, покрытое голубым шелковым покрывалом, ложе на резных тигриных лапах. И в самом дальнем углу… Баурджин непроизвольно вздрогнул, увидев оскаленную морду дракона! Давно отжившего дракона… Кости – искусно собранный скелет и череп. Динозавр, явно найденный в Гоби – там такого добра во множестве.

– Не бойся, он не кусается, – наслаждаясь произведенным эффектом, обернулась Дикая Оэлун.

– Цара Леандер! – прошептал пленник. Да, очень похожа, и не только голосом. Чертами лица, точеной фигурой… Вот только волосы…

– Что ты там такое мычишь? Молишься?

– Хороший экземпляр! – Баурджин с улыбкой кивнул на скелет. – И сохранился вполне прилично. Не скажешь, что пролежал в песке миллионы лет. Ты его мне не продашь?

– Вот еще! – Разбойница фыркнула и вдруг улыбнулась. – А похоже, ты и в самом деле торговец. Думать о купле-продаже, когда речь идет о жизни и смерти. Если так, то жаль. Лучше бы ты был воином.

– Это почему же?

– Я их уважаю больше. Кому нужны купцы?

– Таким, как ты. – Нойон усмехнулся.

– Ну да, наверное. – Дикая Оэлун обвела его задумчивым взглядам и махнула рукой воинам. – Привяжите его и оставьте нас.

Разбойники ловко исполнили приказание своей атаманши, матушки, как они ее называли. В один миг Баурджин-нойон был повален на пол, прямо на ковер. Растянув руки и ноги пленника в стороны, воины быстро привязали их к торчащим из ковра железным кольцам, после чего, поклонившись, ушли. Последний, уходя, обернулся, бросив на распятого узника полный неожиданного сочувствия взгляд.

– Ну, вот. – Дикая Оэлун уселась на ковер рядом. – Теперь ты мне расскажешь все. И советую говорить правду, иначе… – разбойница вытащила из-за пояса нож и холодно улыбнулась, – я буду медленно резать тебя по частям.

– Не жаль ковра? – через силу улыбнулся пленник.

– Не жаль. Добудем новый. Так кто ты?

– Я – торговец из города Баласагуна!

– Странно… А говорил, что тангут. Где тангуты – и где Баласагун?

Баурджин был, конечно, поражен неожиданными географическими познаниями атаманши, однако виду не подал:

– Это мои люди – тангуты, а я – из Баласагуна.

– Угу… И какого же черты ты здесь делаешь?

– Торгую!

– Вот той дрянью, что мои люди нашли в твоих возах?!

– Любая дрянь может стать товаром. – Баурджин улыбнулся, вспомнив поучения Хартамуза-черби. – В дальних кочевьях можно продать и черта. Важно только уметь назначить правильную цену.

– Правильную цену? – Разбойница явно заинтересовалась. – Ну-ка расскажи, как это?

И Баурджин, с иезуитской улыбкой профессора экономики, в течение как минимум часа обучал наивную женщину хитростям сравнительно честной торговли, причем не только услышанному от Хартамуза-черби, но и по собственной инициативе почерпнутому в тонких брошюрках общества «Знание» в бытность командиром дальнего гарнизона. Разбойница слушала серьезно, время от времени кивая, вот только никак не могла понять, что такое прибавочная стоимость и чему равен совокупный общественный продукт.

– Ну, это ж так просто! Сколько тебе повторять, уважаемая Оэлун, – прибавочная стоимость – это стоимость, произведенная неоплаченным трудом рабочего и полностью присваиваемая капиталистом.

– Кем присваиваемая?

– Ну, не могу я объяснять в такой позе, уж извини!

– Ладно, не объясняй, – поднявшись с ковра, Дикая Оэлун подошла к ближайшему сундуку и, нагнувшись, распахнула крышку. – Сможешь продать это гнилье? – Она вывалила из сундука расползшиеся от ветхости ткани.

– Да легко. – Баурджин расчихался от пыли. Чихнула и Оэлун. Чихнула и засмеялась.

– Так продашь?

– Ну, я ж тебе сказал! Только что подобные вещи продал, и довольно удачно.

– У меня такого добра много… Считай, все сундуки, – еще раз чихнув, вздохнула разбойница. – Так ты точно можешь все это обратить в звонкий металл?

– Я не волшебник, я только учусь…

– Чего?

– Запросто! Но, разумеется, не очень быстро. Нужны возы, мои помощники, проводники к отдаленным кочевьям. Я слыхал, у Аргуни кочует много родов – вот там-то…

– Не забывай, кроме будущих покупателей, там есть еще и хан Джамуха… и Черный Охотник.

– Кара-Мерген? – удивленно переспросил пленник. – Что ты о нем знаешь?

– Мало чего… – Разбойница снова вздохнула. – О нем вообще мало кто чего знает. Но все боятся!

– И ты?

– Я никого и ничего боюсь! Ну… – Оэлун подкинула на руках расползшуюся ткань. – И как ты это продашь?

– Очень просто – на подношения духам. Ну, видела, думаю, цветные ленточки на кустах и деревьях? Вот эта ветошь…

– Это тэрлэк!

– Этот тэрлэк, если его разрезать на ленточки и продать каждую хотя бы за одну медную уйгурскую монету, принесет выгоду…

– Господи Иисусе Христе! – вдруг громко взмолилась разбойница. – О, великий Тэнгри и Христородица! Да ты – и такие, как ты, – еще большие разбойники, чем все мои люди! Недаром вас все презирают…

– Но все пользуются. Ну-ка, Оэлун, замри…

– Зачем это?

– Ну, прошу… Вот так…

– И что? – Дикая Оэлун повернулась боком.

– Какая ты красивая. Оэлун! – восхищенно причмокнул губами пленник. – Ты хоть сама-то об этом знаешь?

– Почему же не знаю? – Атаманша подбоченилась. – Мне об этом все говорят.