Андрей Посняков - Шпион Темучина

Как и предположил Баурджин, разговор продолжился в гэре за баклажкой арьки. Правда, подчиненные Кэргэрэна Когтя ее не пили – были выставлены наружу охранять гэр, да и сам начальник прикладывался к горячительному напитку поскольку-постольку, не очень-то и много… как и нойон. Гамильдэ-Ичен гостил у своей возлюбленной, что же касается Сухэ – так тот вообще не пил и явно выглядел озабоченным. Даже на месте не сидел, ерзал, словно бы ждал чего-то. Наверное, тоже присмотрел себе какую-нибудь девицу и теперь думал, как отпроситься. Ну, пока не отпрашивался, видать, стеснялся.

Баклажка уже опустела наполовину, когда Баурджин, почувствовав тяжесть в мочевом пузыре, вышел за гэр, отлить. Стоял, глядя на журчащую струю, и чувствовал над головою высыпавшие на небо звезды. Думал. Хорошо было бы поручить Гамильдэ поговорить с Боргэ насчет лошадей… да и вообще – насчет побега. Само собой, не во все посвящая. Да, хорошо было бы. Жаль, не успел сказать. Впрочем, Гамильдэ не дурак – сам догадается.

Поправив полы дээла, Баурджин направился обратно в гэр… и вдруг замер, услыхав разгоравшийся у входа скандал. Да-да, именно скандал – разговор сразу же начался на повышенных тонах:

– Впустите меня! – требовал невесть откуда явившийся гость. – Я должен лично увидеть всех хогжимчи.

– Не можем! – упрямо отвечали воины. – Без разрешения старшего – не можем.

– О, небо! – Гость посмотрел на луну. – Так позовите его, в конце-то концов!

Господи!

Баурджин только сейчас рассмотрел скандалиста.

Барсэлук!!!

Вернее – верный слуга Кара-Мергена Игдорж Собака!

Что же, стражники его не знают? Или просто так – выпендриваются? А ведь могут и не знать, вполне вероятно – Черному Охотнику не нужно, чтобы весь лагерь знал в лицо исполнителя его тайных дел.

– А с чего мы должны его звать? – Воины были непреклонны, дотошно исполняя данный командиром приказ. – Нам велено и самим не входить и никого не впускать. Как же мы ему о тебе доложим? Как позовем? Хотя… если ты немножко подождешь, тут есть один человек, он только что вышел и сейчас…

– Небо!!! – Барсэлук воздел над головой руки. – Небо еще не видело таких тупых типов, как вы! Ну, вот же пайцза!

– Э, ты поосторожнее, парень, – воины явно обиделись, – за такие слова можно и схлопотать. А эта пластинка… Мы никогда таких не видали, что ты ее нам суешь?

– О небо! О великий Тэнгри! Ну, не самого Кара-Мергена же мне звать?!

Спору положил конец Кэргэрэн Коготь. Выглянул из гэра, сплюнул и произнес почти как чистый русак:

– Что за шум, а драки нету? Что тут за тип?

– Я Барсэ… Тьфу ты – Игдорж Собака!

– Какая еще собака?

– Если ты десятник Кара-Мергена, то должен был обо мне слышать. Вот моя пайцза, у твоих дурней.

– За дурней сейчас схлопочешь!

– О великий Тэнгри! Да как же еще вас назвать?!

– Ах ты, пес! И правда – собака!

– Цыц!!! – внимательно рассмотрев пайцзу, прикрикнул на парней Кэргэрэн и, почтительно вернув металлическую пластинку гостю, кивнул на вход в гэр. – Прошу, уважаемый Игдорж. Извини моих воинов – они не во все тонкости посвящены.

– Вижу.

Надо ли говорить, что во время всей беседы Баурджин вовсе не стоял столбом, а, прижавшись к земле, прятался за пологом гэра?

Появление Барсэлука, честно говоря, его встревожило. Но гораздо больше огорчило другое – слова Сухэ, появившегося в проеме юрты.

– Сонин юу байнау, Барсэлук-гуай, – спокойно произнес тот, приветствуя Игдоржа Собаку. – Долго же ты заставил себя ждать.

Барсэлук и Сухэ! Невероятно! Впрочем, а почему бы и нет? Над Сухэ любили подшучивать, и недалекий парень, вполне возможно, принял незлобивые насмешки всерьез. Затаил обиду, и вот тут как раз подвернулся удобный случай отомстить, сорвав поручение Темучина. Интересно, что ему обещал Барсэлук, вернее – Игдорж Собака? Хотя – вот это как раз и неинтересно, гораздо интереснее – что ему выболтал Сухэ? Неужели – все?

Баурджин осторожно отполз в сторону и, поднявшись на ноги, быстро пошел прочь. Навстречу то и дело попадались пьяные – праздник! – останавливались, смеялись, хлопали нойона по плечу и предлагали выпить. Молодой человек не отказывался – отказ выглядел бы подозрительно, – а заодно с дармовой выпивкой расспрашивал, как пройти к гэру Чэрэна Синие Усы. Дело осложнялось тем, что здесь сейчас было много приезжих, которых мало кто знал.

Кажется, в той стороне гэр Чэрэна. Где тополь. Нет, во-он у того тополя, не у этого… А может, и у следующего…

Нойон по очереди обошел все тополя, растущие на окраине лагеря. В звездном небе висел узенький золотистый месяц, и ночь, особенно вдали от скопища гэров, казалась светлой, а травы в долине – серебряными, словно море в пасмурный непогожий день. И так же, как и на море, в долине пробегали волны – то гнул траву налетавший с реки ветер.

Ага… Кажется, это гэр. Последний. Ну да, вот и тополь. Баурджин осмотрелся и тут же отпрянул, прячась за стволом, – из гэра выскочили двое и, прыгнув на лошадей, поскакали в долину. За спиной одного из всадников колыхались косы. Девчонка! Ну да, наверное, это Боргэ! А парень, значит, Гамильдэ-Ичен, никак иначе. Хотя, конечно, может быть, все и не так – мало ли влюбленных парочек в кочевье Чэрэна Синие Усы. Кстати, почему его так прозвали? Надо будет спросить…

Проверить! Обязательно проверить, рвануть следом, ведь если эти двое – влюбленные, они явно не будут скакать долго. Чуть-чуть отъедут, и…

Оставив рассуждения, Баурджин со всех ног бросился в долину. Поначалу, где трава была вытоптана лошадьми, бежалось легко, а вот потом, когда серебряные ночные травы поднялись до пояса и выше, стало гораздо труднее переставлять ноги. Правда, недолго. Не прошло и пяти минут, как нойон услыхал стоны. Ну да, во-он и лошади, а влюбленные, как видно, уже успели спешиться и упасть в траву. Конечно, не стоит им мешать в таком деле, но, с другой стороны, промедление смерти подобно в самом прямом смысле!

Подойдя ближе, нойон покашлял, застыл… И, не дождавшись никакого эффекта, сделал еще несколько шагов… и едва не наступил на распластавшиеся в траве тела. Обнаженные, с серебристой от звездного света кожей, они сплелись меж собой в едином порыве любви…

– Боргэ! Боргэ! – громко шептал юноша. – Ты такая… такая… Я тебя так люблю!

– Я тоже… О Гамильдэ…

Баурджин облегченно перевел дух – не подвело чутье, все же не зря сюда шел! Выждал еще немножко, пока закончатся всякие шевеления, и, шагнув к влюбленным, негромко произнес: