Владислав Русанов - Серебряный медведь

Кулак толкнул в бок верзилу:

– Мудрец! Слышишь меня? А, Мудрец?

Долговязый напрягся, захрипел. Неожиданно кивнул:

– Слышу. Сейчас идем.

– Ты в порядке? – не поверил кондотьер.

– Не дождешься! – Мудрец открыл глаза. Подмигнул. Рывком сел.

Кир на трясущихся ногах подошел к перекошенной стойке в углу. Взял в руки алебарду.

– Мечей нет? – Кулак тоже сумел выпрямиться и заинтересованно смотрел на выбирающего оружие тьяльца.

– Не-а… – покачал головой молодой человек. – Вот это… И еще гизарма.

– Жаль. – Кулак отжал воду из бороды. – Мне бы меч…

– Ничего! Разживемся! – Верзила поднялся и решительно взял у Кира из рук алебарду. – Пошли! А то без нас закончат.

Только сейчас молодой человек вспомнил, о чем они говорили внизу, еще до потопа. Замок штурмуют. Возможно, на стенах идет бой. Гибнут их товарищи.

Подхватив гизарму, Кирсьен побежал следом за седобородым кондотьером и Мудрецом.

Лестница, коридор. Поворот.

Снова лестница!

Опять поворот и короткий отрезок коридора.

Как же глубоко уходит замок Медренского в скалу!

Хорошо хоть ответвлений коридора нет.

Еще одна лестница. Широкая, вырубленная в камне.

Мудрец шагал через три ступеньки. Кулак тяжело дышал – заядлому курильщику нелегко бежать вверх. Кир чувствовал, как легкие разгораются огнем, но не останавливался.

– Ничего! Скоро уже! – хрипло выкрикнул верзила.

– Ага! – кивнул парень. Придется поверить на слово. Сам он дороги не запомнил.

Неожиданно для самих себя они выскочили в просторное помещение, освещенное полудюжиной факелов. Неровные стены – желтовато-серый известняк весь в белесых потеках. В углах – длинные космы паутины. На полу – горки конских кругляшей.

Кир успел заметить лоснящийся круп коня, скрывающегося в широкой трещине в противоположной стене, спину человека, одетого в черное сюрко, а Мудрец уже бросился в бой, замахиваясь алебардой.

Выступивший из темного угла латник подставил треугольный щит под сокрушительный удар, но не сумел удержаться на ногах и припал на одно колено. Стрелок в кожаном бригантине вскинул к плечу арбалет, но Мудрец саданул его под дых древком алебарды и отбросил к стене. Кондотьер с разбега ударил кулаком в лицо тельбийца в открытом шлеме, перехватил запястье, выкручивая из ладони меч.

– Уйдут! – заорал Мудрец, указывая на трещину.

«Кто уйдет? Куда?» – Кир ничего не понял, в который раз подивившись сообразительности наемников. Он бы думал еще полчаса, взвешивал все «за» и «против», оценивая увиденное. Но, привыкнув доверять старшим товарищам, парень, не раздумывая, ввязался в схватку.

И сразу пожалел.

Ну, не его оружие гизарма, и все тут! С мечом было бы гораздо проще и удобнее. Не зря Кулак так старается, борется с латником за клинок.

Им противостояли полдюжины замковых стражников и два латника. Одного из них Мудрец оглушил, ударив лезвием алебарды по шлему. Второй набросился на Кирсьена.

Увернувшись от рубящего удара, парень ткнул гизармой, стараясь попасть в сочленение доспеха между пулдроном [52]и нагрудником. Враг отскочил, отмахнулся мечом.

Кулак обезоружил противостоящего ему воина, действуя лишь левой рукой. Правой он отбивался от наседающего стражника, подставляя – Кир не поверил своим глазам – предплечье под удары корда.

У него что, железная рука? Или боли не чувствует? В горячке боя случается. Рассказы о подобном молодой человек частенько слышал от отца.

– Уйдут… – уже не кричал, а стонал Мудрец. Того и гляди, разрыдается.

Трещина в скале смыкалась.

Ну и замок у ландграфа Медренского! Загадка на загадке. Хотя после подведенного к темнице водопровода тайный подземный ход не должен поражать воображение.

А кто же это уходит?

Неужели наши побеждают и его светлость решил удрать в компании господина барона, бросив родовое гнездо вместе со всеми защитниками?

– Ага! Наша берет! – выкрикнул кондотьер, разрубая грудь ближайшего стрелка, так и не успевшего вложить арбалетный болт в желобок.

– Не успеем! – ответил Мудрец не оборачиваясь. Крюком он зацепил за плечо стражника, швырнул его на латника, с которым безуспешно сражался Кир. – Не спи, Малыш, замерзнешь!

Верзила успел вогнать острие алебарды в закрывшуюся почти полностью трещину. Сталь заскрипела о камень, но в этот миг подвал наполнился шумом, топотом многих ног, криками. Целая толпа вооруженных людей. Среди косматых, как медведи, крестьян, размахивающих вилами и косами, Кир увидел лица Бучилы и Мигули, окровавленную бороду Почечуя и жесткий гребень волос Белого.

Прикрывавшие уход графа тельбийцы побросали оружие.

– Вот вы где! – Забрызганная с ног до головы кровью (судя по резвости движений, чужой) Пустельга взмахнула мечом. Попыталась обхватить сразу Мудреца и Кулака.

Почечуй несильно толкнул Кира в плечо:

– Ты гляди! Они еще и помогли нам!

– А то мы сами не справились бы, – буркнул светловолосый плечистый парень.

Радостное настроение Кирсьена, охватившее его при виде товарищей, вмиг улетучилось. Еще не хватало! Теперь студент лопнет от гордости, всем рассказывая, как спасал тьяльского дворянина.

– Шел бы ты… – начал Кир, покрепче перехватывая древко.

– А ну, погоди! – Маленькая, но жесткая ладонь Пустельги опустилась ему на плечо. – Что задумал?

– Да ничего… – Киру стало стыдно. Он отвел глаза и опустил оружие.

– То-то же! Мы тут все одной веревкой повязаны. Один за всех и все за одного! Ясно?

– Ясно, – кивнул тьялец.

– А раз ясно, пожмите друг другу руки! – продолжала наседать воительница.

Кир нахмурился и невольно спрятал ладонь за спину.

Антоло под пристальным взглядом Пустельги и прочих наемников первым шагнул вперед. Смущенно посапывая, подал руку:

– Чего уж там…

Бывший гвардеец вздохнул и пожал протянутую ладонь.

А потом ненадолго столкнулись две пары глаз.

Серые и карие.

Т’Кирсьен делла Тарн из Тельбии и Антоло из местечка Да-Вилья, что в Табале.

Еще не друзья, но уже не враги до гроба.

С недавних пор мэтр Гольбрайн поселился в каморке под лестницей, ведущей на второй этаж подготовительного факультета.

Сложенное из неровных блоков диабаза [53]здание за последние двести лет обросло пристройками, башенками и крылечками. Во дворе там и сям торчали скамейки, беседки и остатки гранитных парапетов, некогда обрамлявших фонтаны. Последние давно пересохли, поскольку трубы, питавшие их водой, засорились, а господин ректор, профессор Диккольм, постоянно находил более насущное применение полученной от школяров оплате за обучение, чем починка водопроводов. Теперь на красно-черных, отшлифованных плитах любили сидеть студенты, до хрипоты спорившие о политике и изредка вспоминавшие о науке. В чашах фонтанов скапливалась облетающая с тополей листва, и некому было ее убирать. Глухонемой дворник оставил нудную и малоденежную работу на второй день после ночи Огня и Стали и ушел куда глаза глядят. Поговаривали, что он прибился к шайке мародеров, растаскивающих добро из опустевших дворцов Верхнего города. Ну, как говорится: что ни делается – все к лучшему. Профессор-астролог занял опустевшую каморку. Даже составленные в углу метлы не выбрасывал – он верил, что порядок еще вернется в Аксамалу, и мусор, скопившийся в университете, все равно придется убирать.