Валерий Вотрин - Человек бредущий

Завтрак его вполне удовлетворил: бифштекс был в меру прожарен и так же в меру было вина, — как раз, чтобы отряхнуть с себя пыль тревожных сновидений. После завтрака Каскет решил прогуляться по дворцу. Он прошел картинной галереей, полюбовался портретами умерших царей Шамсурена, вышел на террасу и с минуту смотрел на площадь и на виднеющееся вдалеке море — синюю полоску, пересеченную силуэтами невысоких городских башен. Вставало бурое солнце. Со стороны моря ветер доносил запах свежести — странный аромат в наполненном древней сухой пылью дворце.

Вдруг Каскету пришла в голову отличная мысль. Он вспомнил, что у Эртеля есть дочь, его двоюродная сестра, по имени Адальперг. В детстве он частенько дразнил ее, всячески переделывая ее звучное имя и доводя этим Адальперг до слез. Сейчас она, наверное, повзрослела и расцвела. Во всяком случае, на последнее Каскет надеялся. Не грех было бы навестить ее: до вечера далеко, так как именно вечером Каскет собирался попросить дядю помочь ему. Он резво направился к выходу, но в самых дверях столкнулся с девушкой. Она мигом очаровала его, и он также мигом понял, что это и есть его кузина Адальперг. От своего лоснящегося папаши она не унаследовала ни единой черточки, даже цвет ее волос — каштановый с чуть рыжеватым отливом, — совсем не походил на цвет редких прядей, свисающих с черепа Эртеля и называемых им волосами. Она была одета во что-то белое, и это удивительно шло к ее стройной фигуре и тонкому лицу с большими, темными, приподнятыми к вискам глазами.

Каскет галантно поклонился.

— Я узнала, что ты здесь, — сказала она, отбрасывая всяческие церемонии, — и сразу направилась сюда. Ты очень изменился, Каскет.

— А ты — нисколько, — отвечал Каскет. — Я сразу узнал тебя. Я думал о тебе.

— Ты был у отца? — спросила она. — Ах да, я же видела тебя. Он все такой же, правда?

— Какой? — осторожно спросил Каскет.

— Добрый, — воскликнула она. — Ты разве так не считаешь? Ты ведь любил его.

— Д-да, — промямлил Каскет. — Я и сейчас… некоторым образом… — Вот видишь, — продолжала она не слушая. — Но ты ведь не знаешь дворца. Пойдем, я покажу его тебе.

И она, взяв его за руку, как в детстве, повела за собой. Каскету она нравилась все больше и больше.

— У тебя есть жених? — спросил он как бы между прочим.

— Есть. Но он далеко, в какой-то стране с длинным-предлинным названием.

— А-а.

Они пришли в небольшую уютную залу, всю заставленную старинными вазами в рост человека, и долго разговаривали здесь, вспоминая детство. Вечером Каскет зашел к дяде. Эртель курил кальян, но на этот раз вид его нельзя было назвать мечтательным.

— Тебя видели с моей дочерью. — Взгляд Эртеля показывал, что все лицемерие отброшено в сторону. — Не смей к ней прикасаться. У нее есть жених. Это очень влиятельный человек, сын герцога Мортании.

— Но она мне сестра, — сказал Каскет не отводя глаз. — Мы очень мило вспомнили про наши детские шалости.

— Меня это не интересует, — перебил его Эртель. — Покажись ей еще — и я скормлю тебя отвратительным тварям, достаточное количество которых обитает в подземельях под моим дворцом.

Судя по всему, разговор о деньгах сегодня был бы неудачен, и Каскет поспешно ретировался.

Весь следующий день он бесцельно бродил по огромному дворцу, обнаруживая все новые потайные уголки, безуспешно приударил за какой-то служанкой, убежавшей от него с нестерпимым визгом, начал было играть в порко, но разбил деревянным мячом окно и был вынужден прервать свое занятие. Потом он смотрел на далекое море и строил планы. Ночью спал плохо.

Он снова зашел в комнату Эртеля. Тот курил сиреневый с красноватым отливом кальян, в котором сипело. Он был настроен критически.

— Ты еще здесь? — встретил он Каскета. — Я думал, ты уже ушел.

— Я хотел попрощаться, — тактично произнес Каскет. — К тому же…

Кальян хрипло забулькал и заглушил его слова.

— Ты что-то сказал?

— Я сказал……

В кальяне забурчало так громко, что собственный желудок Каскета отозвался на это дружеским приветом.

— Извини. Я слушаю тебя.

Каскет открыл рот, чтобы снова заикнуться о деньгах, но кальян вновь засипел, и Каскет ушел раздосадованный.

Парило. Солнце закрыли белые ровные облака, на которые невозможно было смотреть, — так ослепительно жгли сквозь них солнечные лучи. Не было ни дуновения ветерка со стороны моря. Во дворце душный зной окутал галереи и террасы, проник в залы, невзирая на темные занавеси, воцарился в низких покоях и тесных кабинетах. Каскет, страдая от жары, маясь и проклиная себя за то, что забрел сюда, в это неприветливое место, лежал в своей комнате и пил прохладительные напитки. Но уйти из дворца он уже не мог. Его здесь что-то держало, и он в глубине души не хотел распознавать, что именно приковывало его к этому дворцу.

Ближе к вечеру он спустился в сад, который располагался внутри дворца, в кольце каменных стен. Дуряще сладко цвели серпентусы, ало горели шовереты, мягкие терпкие лилии-белокровки свесились над красноватыми дорожками. Где-то в глубинах сада, в темных дебрях лиан и скипулов, громко орали гаруды и попугаи, изредка глухо фукал черный феникс, клекотал грифон, и ему вторила ноготь-птица. Каскет остановился возле одной стены и увидел далеко вверху окно.

— Скучно, — сказал Каскет, внимательно прикидывая высоту. — Очень скучно, — повторил он.

Дождавшись наступления темноты, он не тратя времени даром отправился в сад. Стену увивал тернистый плющ. Каскет сначала не придал этому большого значения, но потом ему пришлось пожалеть об этом: плющ больно ранил его тело, пока он с кряхтением взбирался на стену. Адальперг уже спала, и его появление напугало ее. Но он быстро ее успокоил, сказав несколько слов. Она увидела кровь на его одежде.

— Ты ранен? — воскликнула она. — Люди отца ранили тебя? Ты дрался, дрался за меня?

— Я укололся о плющ, — отвечал Каскет.

Девушка была горячая с постели, как и окружавшая их душная ночь. Они не сомкнули глаз до утра, занимаясь любовью с большим пылом.

— А-а! — заорал Эртель, вламываясь утром в комнату Адальперг. От этого крика Каскету стало нехорошо. С его дядей было еще человек двадцать, или это так Каскету показалось спросонья. Довольно неумело размахивая длинным мечом, Эртель начал гоняться за скачущим по всей комнате Каскетом, который под конец, боясь пораниться об острый клинок Эртеля, выскочил в окно. На полпути плющ предательски оборвался, и Каскет больно ушибся при падении. Здесь, в прекрасном благоухающем саду, его и взяли люди царя, крепко связав. Сверху неслись отчаянные крики Адальперг и рев Эртеля: видимо, происходило небольшое родительское внушение.

— Любимая! — воскликнул Каскет, Эртелю назло. — Я не забуду тебя и с края света приду, чтобы наши любящие сердца воссоединились!