Валерий Вотрин - Рак

— Он самый. Вспомни Виксун, Норьега. Вспомни свое назначение. Что здесь происходит?

Норьега вновь захохотал, но на этот раз смех уже не был таким, как прежде.

— Здесь рак, Рихтер, — проговорил он. Губы его прыгали. — Рак. Ты разве не видел его? Он здесь. Он везде.

— Я знаю. Я видел. Здесь все больны.

Норьега соскочил с трона и схватил Рихтера за руку.

— Пойдем-ка со мной, — и он потянул его за собой. Они вошли в темную сводчатую галерею. Норьега сорвал со стены коптящий факел и подбежал к стене. Осветился ряд портретов, на которых были изображены выборные князья Хальдунга.

— Видишь, видишь? — трясся Норьега, тыча рукой в портреты. — Вот этот, он был князем до меня. Его убил рак. И вот этот умер от рака, и вон тот. А потом выбрали меня. Понимаешь?

— Конечно, понимаю, не волнуйся.

— Ты не понимаешь, — гневно закричал Норьега. — Князь в этом городе — тот же мертвец. У него нет власти, он обречен. Я не знал этого, Рихтер. Не знал.

Он вдруг заплакал. Рихтер взял его руку.

— Подожди, Норьега… Да подожди же! Объясни мне, где те люди, что были с тобой? Где оборудование? Почему ты здесь, а не на улицах? Ведь там требуется помощь.

— Они умерли, — плакал Норьега. — Они все умерли. Это бесполезно, Рихтер. Оборудование сожгли. Они сжигают все, что мешает им соединиться с раком. Ведь он для них — искупление.

Рихтер замер.

— Ты глупости говоришь, Норьега, — попытался он разобраться в сказанном.

— Рак — искупление? Что ты говоришь?

— Они не желают лечиться. Им это не нужно. — Норьега опустился на колени и замер. Рихтер потряс его за плечо.

— Нужно что-то делать, слышишь? Если эта болезнь неизвестна, то это еще не значит, что от нее нет лекарства.

— Ты не понимаешь, — глухо проговорил Норьега. — От него нет лекарства. Он живой. — Он поднял голову. Его глаза уже не были глазами безумца. Рихтер непонимающе смотрел в них. — Этот рак живой, понимаешь? Он мыслит, он решает за нас. Он живет в этом городе. Он часть его. С самого основания города здесь жил рак.

— Это же эпидемия! — перебил его Рихтер. — Рак не может…

— Слушай, ты, администратор! — ухватил его за руку Норьега. — Я живу здесь уже долго. Это рак. Я проводил разные исследования, включая гистологические. В основном это плоскоклеточный рак кожи. Только течение его агрессивное, он не метастазирует, а распространяется по всему тело, как сыпь. Видел бы ты этих людей, Рихтер…

— Я их видел.

— Ты не говорил с раком, — горячо зашептал Норьега. — Он во мне, Рихтер, я это чувствую. Я говорил с ним. Я скоро умру. Ты хочешь понять? Так походи по городу, поговори с людьми. И зайди в храм Метулба, демона рака.

— Ты хочешь сказать… — недоверчиво начал Рихтер.

Норьега дико расхохотался. Это снова был прежний безумец.

— Поговори с ним, — трясся он. — Поговори с раком!

Рихтер не стал слушать его. Он не отправился бродить по городу, чтобы понаблюдать за жизнью людей. Достаточно было видеть и смерть мальчика, и казнь безвестного целителя, чтобы через эти два случая, как сквозь призму, увидеть сокрытое и познать правду. А еще он вспомнил залепленную грязью статую святого Понтилия.

Рихтер отправился прямо в храм Метулба, демона рака.

Местонахождение храма указала ему женщина с багровым раковым узлом, торчащим прямо посреди лба. Но Рихтер и сам бы отыскал его, ибо это здание было самым странным в городе. Оно возвышалось на каменистом холме, иссеченном ветрами, — длинный черный прямоугольник без окон, торчащий на вершине, словно одинокий кромлех. Когда Рихтер не без одышки взобрался на холм, то обнаружил, что храм по площади совсем мал. Вход чернел прямо перед ним, и прежде чем шагнуть внутрь, в эту промозглую дыру без дверных створок, у него мелькнула мысль, что не было еще в его жизни ситуации более странной и непредсказуемой.

Он очутился в храме. Сквозь дыру в потолке падал на пол хмурый отблеск хмурого дня, и он стоял в сумрачном круге посреди мрака вместо стен. Ему вдруг показалось, что он беззащитен, весь желчный цинизм внезапно улетучился, и ничего не оставалось делать, как ждать. Ждать.

Он устремил взгляд вперед. Там стояла на невысоком постаменте рогатая безликая статуя демона Метулба. Рихтер не мог различить ее черт, лицо демона было скрыто тенью, но Рихтеру показалось, что статуя усмехается. И Рихтер усмехнулся в ответ. Он скривил лицо в насмешливой гримасе.

— Хорошенькое дело, — сказал Рихтер. — Норьега послал меня сюда, и я пришел. Зачем, спрашивается? Чтобы пялится на твою ухмыляющуюся физиономию? А? Как ты думаешь?

Тишина стала гнетущей, и Рихтеру стало ясно, что он в помещении не один.

— Я хочу получить ответы на свои вопросы, — заговорил он снова. — Норьега сказал — поговори с раком. Только вот где он, рак? Я ведь не Гамлет, чтобы произносить философические монологи.

В этот момент возле рогатой безмолвной фигуры Метулба появилась другая. Или это показалось Рихтеру? Нет, не показалось.

— Ха-ха-ха! — тихо рассмеялся Рак. — Я думал, ты непоявишься, доктор с Виксуна.

— А я думал, что это все Норьега и его бредни, — дерзко ответил Рихтер. — Надо же — поговорить с раком!

— Ты уверился в его рассудке?

— Зато я не уверен в своем, — проворчал Рихтер. — Кто ты? Ты и есть тот самый рак, который убивает людей за этими стенами? Но Королей-Чума не бывает!

— Это все людские сказки. Имея на руках доказательства полуправды, вы попросту домысливаете остальное. Но все не так, доктор с Виксуна. Я не недуг, то есть не то, что ты думаешь.

— А я не доктор с Виксуна, то есть не то, что думаешь ты, — ответил Рихтер. — Я человек, выполняющий поручения. Видишь ли, мне дают поручение, и я выполняю его, не больше и не меньше. За это мне платят деньги.

— Значит, ты не человек долга, — как показалось, вздохнула фигура.

Рихтер засмеялся.

— Посмотри на меня. Разве я похож на доктора в халате и с чемоданчиком в руке? Я лишь собираю факты. Потом я лечу обратно на Виксун и докладываю. В зависимости от этого сюда либо прилетает свора докторов со шприцами в зубах, либо такая свора сюда не прилетает.

— И как же ты решишь? — насмешливо спросил Рак.

— Не знаю, — честно ответил Рихтер. — Просвети меня. Объясни, что делается там, внизу. И тогда я решу.

— Ты мне все равно не поверишь.

— Я пошел, — заявил Рихтер и повернулся, чтобы идти.

— Подожди. Я расскажу тебе.

Рихтер приготовился слушать.

— Человек по имени Сибелиус Шутт, — произнес Рак, — сказал, когда открыл Шоттен, что планета необитаема. Н был не прав. То, что показалось ему тогда нелепыми нагромождениями выветренных скал, было нашими городами. То, что представлялось ему скоплениями серой растительности, было нашими садами. Бесплотными тенями для Сибелиуса Шутта, а потом для всех вас стали мы сами. Вы не то чтобы вступили с нами в контакт. Вы попросту не замечали нас. Вы проходили сквозь нас. Вы переделали наши города под свои жилища, вы вытоптали наши сады, вы делали вид, что нас вообще не существует. И мы удалились. Но некоторые из нас, самые горячие и нетерпимые, остались, чтобы вредить вам. Так на Шоттене умерли первые люди. Умерли от того, что позднее вы стали называть раком. Я не смогу объяснить тебе, как это происходит… нет, так — мы подходим к человеку, ничего не подозревающему человеку, и легонько дотрагиваемся до него… входим в него… наслаждаясь, кипя от радости… и человек вскоре умирает. Ты понимаешь меня?