Александр Прозоров - Зеркало Велеса

— Коли доведет, и двух из пяти тому хватит, — пообещал Зверев. — Пойдем домой, Пахом. У меня всю спину уже ломит.

— Ниче, барчук. Парком да веничком еловым всю боль прогоним. Не впервой.

Андрей подумал, что дядька шутит, но он жестоко ошибался. Когда они, вернувшись и оставив оружие и верхнюю одежду, отправились в баню, Пахом заварил в кипятке пучок зеленых еловых лап, отчего парилка наполнилась едким смолистым запахом. Пару раз поддав квасного пару, дядька уложил паренька на живот и пошел играть по спине колючими ветвями. Звереву показалось, что его гладят раскаленным докрасна утюгом. Он даже попытался выскочить — но Белый с неожиданной силой удержал его.

— Русскому на радость, бесам на испуг, — продолжал охаживать его веником Пахом. — Нет тебе, лихоманка, тут места, нет тебе тут отдыха. Коли в огне не сгоришь, то в воде потонешь, коли в воде не потонешь — в пару задохнешься, а в пару не задохнешься — в ели обдерешься. Не бывать тебе в теле человеческом, не пить жизни христианской. Во имя Отца, и Сына и Святого Духа. Аминь!

— Ой, мама… — Когда боль из спины ушла, Андрей обнаружил, что двигаться не может. Совершенно. У него не оставалось сил шевельнуть ни рукой, ни ногой. Хотя, надо признать, Белый не обманул. После елового веника мышцы на спине и в руках болеть перестали. Испугались, наверное.

— А теперича щелоком сполоснёмся. Видано ли дело, полную седмицу без бани! Тут без мочалки не обойтись…

Андрей почувствовал, как на него что-то вылили, прошлись мочалкой, но отозваться смог, только когда его перевернули на спину:

— Я сам, Пахом.

— Да лежи уж, дитятко. Ты после горячки, такому в слабости стыда нет.

Где-то через полчаса, дважды ополоснувшнсь и облачившись в чистые рубахи, они выбрались на лавку на улицу, хлебнули оставленного на скамье холодного шипучего кваса.

— Ну, чего скажешь, Андрей, Васильев сын? — откинулся на бревенчатую стену дядька.

— Скажу, что, если это сон, то я папа Римский.

Пахом довольно захохотал, отхлебнул еще квасу, налил полный корец, протянул пареньку:

— Пей. Бо пота много вышло, надобно попить его заместо, дабы сушняка не случилось. Хорошо. Силы старые ушли, ныне свежие появятся.

— Скоро?

— Скоро, барчук, скоро. Как матушке Ольге Юрьевне ждать нас к трапезе закатной надоест, враз и появятся.

— Белый!!! — послышался со стороны дома женский крик. — Белый, ты где?! Боярыня кличет!

— Вот и оно, барчук. Хоть не хошь, а идти надобно. Вечерять пора.

В этот раз в трапезной за столом собралось семь человек. Кресло по-прежнему пустовало, справа от него сидела здешняя хозяйка, внешне и вправду сильно похожая на маму Андрея — ничего удивительного, что он обознался, когда пришел в себя. Женщина постоянно смотрела на Зверева как-то по-собачьи, с мольбой и радостыо, словно была чем-то перед ним виновата. Самого паренька посадили слева от кресла. Дальше, за углом стола, сидел Пахом и еще трое мужчин, похожих друг на друга окладистыми бородами и солидным возрастом. За хозяйкой, тоже за поворотом стола, неторопливо кушала сухонькая женщина лет пятидесяти. С коричневым лицом, остроносая, с мелкими седыми кудряшками, она походила на крысу, которой на голову натянули кусок овечьей шкуры. Андрей так решил, что за хозяйский стол были допущены самые доверенные и заслуженные из слуг, но он вполне мог и ошибаться. Может, это родственники?

— Ты кушай, сыночек, кушай. Тебе силы восстанавливать надобно. Вот, карасиков в сметане возьми, поутру из Крестцов выловили. Балык бери. Кашки, кашки не забудь. Сыру передать?

— Нет, спасибо… — Андрей поколебался и добавил: — Матушка…

— Да ты кушай, кушай! Чего же ты не ешь совсем?

— Ой, матушка, ем, сколько влезает. А больше, не обессудь, не могу.

Пахом Белый на своем месте тихонько хмыкнул, его сосед опустил голову ниже. Крысиная старушка, наоборот, вскинулась, но промолчала. Хозяйка же лишь улыбнулась:

— Ну, кушай, Андрюшенька, сколько сможешь…

На самом деле Зверев успел одолеть уже большущую миску запеченных в сметанном соусе рыбешек — штук пять, и каждая с ладонь, — белесое заливное из какой-то белой рыбы, обильно украшенное луком и морковкой, сладкую кашицу из тыквы и пряную, с шафраном, щучью спинку. В нормальной жизни этого хватило бы ему на неделю.

— Спасибо, очень вкусно. Но больше не могу.

— Благодарствую за угощение, матушка Ольга Юрьевна… — Пахом поднялся, широко перекрестился и склонился в поклоне.

— Благодарствую, — повторил его жест сидевший рядом рыжебородый мужик.

— Спасибо, — еще раз повторил Андрей, поднялся, перекрестился, склонился в поклоне и выбрался из-за стола.

— Устал, кровинушка моя? — Хозяйка жестом подозвала его к себе, наклонила, поцеловала в лоб. — Ну, иди, сыночек, отдыхай…

Дорогу в свою комнату Зверев уже помнил, а потому легко нашел, несмотря на сумерки, наполнившие дом. В животе было тяжело и сладко, голова чуть кружилась, глаза слипались — словно после бутылки пива. Андрей разделся догола, аккуратно сложил одежду на сундук, забрался под одеяло, глубоко утонув в нежной перине, и провалился в сон, едва коснулся головой подушки.

Почти сразу неподалеку зазвучал колокол — надрывно, упрямо, звонко.

«Телевизор, что ли, соседи включили? — сквозь дрему подумалось ему. — Зачем же в такую рань? Сегодня вроде воскресенье, в школу не нужно».

А еще он вспомнил невероятный сон, что причудился ночью. Что он — барчук в богатой усадьбе, что ловко стреляет из лука и умеет правильно драться на ножах.

Андрею даже было жалко открывать глаза и возвращаться в этот скучный однообразный мир, где нужно зубрить матанализ и органическую химию, где на завтрак кормят сосисками и макаронами с кетчупом, а потолки всегда белые, словно саван.

Но вставать, хочешь не хочешь, все равно нужно. В кровати ведь всю жизнь не проведешь.

Он откинул одеяло, сел в постели и открыл глаза. Закрыл и снова открыл, не зная — радоваться увиденному или огорчаться?

— В общем, в школу я сегодня не ходок, — сделал он верный вывод, дотянулся до сундука и через голову влез в рубаху. Опоясался, раз уж дядька так учил, натянул порты, шаровары. Встряхнул портянки, вспоминая, как их нужно наматывать.

Тут дверь приоткрылась. В комнату заглянула Варвара, коротко поклонилась:

— Доброе утро, Андрей Васильевич, — и принялась расправлять одеяло.

— Ты чего? — от неожиданности не сразу нашелся Зверев.

— В светелке приберу, Андрей Васильевич, — оглянулась через плечо девушка.

В простеньком белом сарафане — только волосы прикрыты блестящим бисерником, — она без тени смущения крутилась у него в спальне, старательно застилая постель. В отличие от Вики, ухо у нее проколото не было, и никаких сережек в нем не блестело. Но в остальном… Просто невероятно!