Юлиана Суренова - Книга 4_Дорогой сновидений

– Как же, лучше! – хмуро проворчал Лаль, понимая, что, вообще-то, Нергал прав: без его помощи богу сновидений не выполнить и половины задуманного… И, раз так, плата, о которой он просит, не столь уж велика.

– Лучше, лучше, поверь мне. Я-то знаю. В отличие от тебя. Я многое о них знаю.

Ведь ты же не думаешь, что я выбрал первых попавшихся детишек… Да, кстати, а тебе не приходило в голову задуматься над тем, зачем мне они понадобились?

Молчишь? Значит, не приходило. А жаль. Это позволило бы мне не вдаваться в объяснения… Ну ничего, мне не трудно.

– Не утруждай себя.

– Да о чем речь! Я не просто оказываю тебе услугу, я… Я сам хочу рассказать!

Хочу… Кажется, именно это является главным в законах сна, во всяком случае, так ты сказал девчонке… Кстати, ты знаешь, кто она?

– Та, которую ты выбрал? – он не сомневался ни на мгновение. Потому что таким был бы и его собственный выбор. – Девочка, с которой я говорил? Маленькая смертная.

Караванщица, – спокойно пожал плечами Лаль, – дочь хозяина каравана.

– А, ты все же пытался кое-что разузнать! Замечательно! Хотя, если это все, что тебе известно, то ты не особо утруждал себя поисками. Ну, ничего, я доскажу остальное. Твои гости действительно дети каравана. И в других обстоятельствах никто бы особо не переживал по их поводу: город дал, пустыня забрала – все просто, ясно и понятно. Никто не помнит, не грустит, не зовет на помощь богов с просьбами о помощи или отмщении. Но дело в том, что… ах, как нехорошо вышло…

Ты ведь слышал о возвращении Шамаша?

– Да, – Лаль хмыкнул. "И за те несколько мгновений, что прошло с его возвращения, он успел тебя победить", – читалось в его усмехавшихся глазах, однако губы молчали.

– Ты ведь не думаешь, что я оставлю все это вот так? Проглочу нанесенное мне, да еще на глазах смертных, оскорбление, словно какую-то безделицу, пустячок вроде отдавленной пятки? – его глаза сверкнули столь жуткой яростью, что смотревшему в них Лалю стало не по себе. – Нет, я отомщу, отомщу ему!

– Мсти! – разве он был против? – Только при чем здесь эти маленькие смертные?

– Как при чем? Да при том, что я не люблю открытых сражений! Мне они не интересны.

Охота – другое дело, когда выслеживаешь добычу, ищешь ее уязвимое место, бросаешь наживку, а затем, – он резко выбросил руки вперед, вцепившись мертвой хваткой в плечи Лаля, заставляя его вздрогнуть, – ловишь! Так вот, охота уже началась, мой мальчик.

– Какое мне дело…

– Сейчас объясню. Обожди мгновение. Да, когда-то Шамаш был твоим кумиром. Ты хотел, мечтал походить на него: еще бы – такой спокойный, рассудительный, добрый, и, главное, всеми почитаемый и любимый. Вот только… Если бы у него было побольше решительности, твердости… Конечно, в своем глазу недостаток – слезинка, а в чужом – снежный ком. Однако… Ты знаешь, – он словно размышлял вслух, просто так, без всякой причины, – а ведь он исправился. Конечно, о решительности он вспоминает лишь тогда, когда видит в ней необходимость, но уж когда она пробуждается – то всем хватает.

– Вечность здесь остужает любое восхищение… – задумчиво глядя в сторону, проговорил Лаль. – Все чувства, за исключением мести!

– Да, о ней я и говорю… О ней, родимой… Оставь здесь детишек – и сам убедишься.

– Что ты имеешь в виду?

– Шамаш не будет сидеть, сложа руки. И едва найдет способ уничтожить твой милый сердцу край, не повредив при этом своим маленьким спутникам, ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься посредине пустоты.

– Шамаш не станет уничтожать, он…

– Станет, поверь мне. Это не прежний Шамаш. Тот и меч-то в руки брал как символ церемонии. А этот меня… вернее, человека, в чьем теле я находился, насквозь проткнул клинком. И не особо по этому поводу переживал. А тело-то, пока я в нем был, между прочим, оставалось еще ох каким живым!

– Ты хочешь сказать, что он…

– Убил смертного. В былые времена Шамаш бы и не помыслил о том, чтобы защищаться таким образом.

– Болезнь столь сильно изменила его?

– О, еще как! Он стал таким, каким ты хотел его видеть – жестким, властным. Даже жестоким. Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Оставь детей у себя – и ты сам все увидишь. Или не увидишь. Сдается мне, что его рука в миг гнева так горяча, что попадаться под нее не стоит никому, даже богу. А не то – раз – и превратишься в облачко.

– Но зачем ему уничтожать мир сна?

– Чтобы отомстить тебе.

– За что?!

– Ну, у тебя достаточно богатое воображение, чтобы представить себе, как со стороны выглядит все происходящее…

– Как?

– Ах, прости, я не все рассказал! Ничего, сейчас я все исправлю… Ты ведь не думаешь, что все те затеи со снежными тварями, болезнями и прочей завесой мне были нужды, чтобы отвлечь внимание каких-то там смертных? Нет, я хотел занять Шамаша, сделать так, чтобы его глаза смотрели в другую сторону до тех пор, пока я не приготовлю ловушку. Ты спросишь меня, а какое вообще Шамашу дело до этого каравана и его людей? Да, он всегда заботился о смертных больше, чем кто бы то ни было другой из небожителей. Но не настолько же, чтобы отслеживать судьбу каждого незначительного создания, которое еще даже не знает, что оно собой представляет… – он причмокнул. – Вот только твои гости пришли к тебе не из простого каравана. Их родители – спутники Шамаша. К этим детям он проявляет особую благосклонность и сделает все, чтобы вызволить их.

– И он придет сюда… Вот, выходит, зачем я тебе понадобился… Ты хотел, чтобы он считал, будто его противник – маленький божок сновидений, к которому никто из великих богов не относится серьезно.

– Кто же будет в своем уме биться с ребенком? – Нергал рассмеялся.

– И ты решил спрятаться за моей спиной? – ему вдруг стало смешно. – Моей, кого ты называешь не иначе как маленьким божком? Неужели великий бог так испугался?

– Это не страх, а мудрость. К чему принимать все стрелы в себя, когда есть щит? К чему выходить в открытое поле, являя свой облик противнику, когда есть камень, за которым можно укрыться и ударить в тот миг, когда соперник будет менее всего ждать нападения? Учись, мой мальчик, это – великое искусство сражения, настоящая, самая реальная из всех жизней… Воистину, это был замечательный план! И я сделаю все, чтобы он удался! – Губитель пристально глянул на Лаля, давая понять, что последняя фраза относится и к нему. Затем же он, вернув себе безмятежный вид, продолжал. – Так что, теперь, когда ты знаешь правду, ты сделаешь то, что я скажу?

– Почему я должен тебе помогать? Почему в этом сражении я должен встать на твою сторону, а не на его?

– Да потому что у тебя нет выбора! Бог солнца всегда был щепетилен и недоверчив.

Сейчас в его глазах ты – виновник беды, нависшей над детишками.