Александр Прозоров - Слово воина

А кони мчались и мчались дальше.

До Воротиц он доскакал за три дня. Деревенька оказалась забавная: десять домов, семь постоялых дворов. Видать, немало народу сюда приезжает, и надолго. Но останавливаться Середин не стал — сразу поехал к холму, на котором вырыл свою землянку знахарь. Здесь, вблизи от конечной остановки своего путешествия, Олег неожиданно оробел, спешился и пошел медленно, еле переставляя ноги. Сердце стучало, словно впереди находился не друг, а кровный враг, непобедимое чудовище. А вдруг это не он? Вдруг кто-то другой? Мало ли колдунов могли выбрать такое звучное имя…

Промеж вековых дубов темнела землянка, пространство перед ней было вытоптано на десятки метров вокруг. Олег издалека увидел старика, который сидел перед малым ребенком, склонив набок голову, и все его существо наполнилось пониманием: есть! Он дошел до конца пути.

— Ну, здравствуй, Ливон Ратмирович. Или здесь у тебя иное имя?

— Забирай постреленка, Милана, — кивнул стоящей неподалеку женщине Ворон. — Снега жди. По первому снегу за снадобьем придешь. Исцелим, не боись.

Одетая во все темное гостья торопливо сгребла ребенка на руки, прижала к себе, затем, отбежав в сторону, мелко перекрестилась, а старик быстрым движением сцапал в тонкую руку корявый длинный посох:

— Не припомню тебя, мил человек.

— Естественно, — повел плечами Олег, подходя ближе. — Мы еще не познакомились.

— Постой, постой, — вскинул палку Ворон, — не торопись. Дай глаза посмотреть.

Ведуны встретились взглядами, замерли, и спустя пару секунд старик рассмеялся:

— Как же, как же, бродяга! Ну, мой мальчик, нагулялся?

— Досыта! Так что, Ратмирович, давай мне свой ответ. Домой мне пора отправляться. По водочке и мороженому соскучился.

— Да ты садись, бродяга, садись, — указал Ворон на разбросанные тут и там дубовые чурбаки. — В ногах правды нет. Стало быть, домой торопишься?

— А то! Почитай, три месяца по лесам и долам шляюсь. Забыл, как бензин пахнет, откуда в утюг электричество наливается. Давай, отправляй меня обратно. Поиграли, и хватит. За науку спасибо, завтра проставляться приду. Но только вертай меня домой! Устал.

— Так до завтра время есть, бродяга, — отложил свой посох старик. — А я тебе уже давно сказ один хочу рассказать.

— Какой еще сказ?

— А ты слушай, — склонил набок голову Ворон. — Есть такая сказка. Дре-евняя… В некие годы, в некоторые лета, в незапамятные, но добрые времена во городе Новгороде жил купец. И был у него сын. Хороший сын, смышленый, крепкий. Захотел сын научиться сражаться со змеями горно-каменными. Дал ему отец на это дело половину своего серебра, и начал молодец учиться. Долго учился, сорок пар сапог истоптал, сорок повозок хлеба изжевал. Но тут умер его отец — настала пора наследство принимать. Принял купеческий сын наследство и потратил его на то, чтобы довести свое мастерство до полного совершенства. Истоптал он еще сорок пар сапог, изжевал еще сорок телег хлеба ученического. А ужо после он лучше всех во всем подлунном мире умел убивать змей горно-каменных. Он умел убивать их мечом и копьем, платком и палкой, ногами и руками, дыханием своим и даже взглядом…

Старик поднялся на ноги и двинулся к землянке.

— Ратмирович! — следом удивленно поднялся Олег. — Ты чего? Что дальше в сказке-то было?

— А ничего, — обернулся Ворон. — Кончилась сказка. Потому как ни одной змеи горно-каменной купеческий сын за всю свою жизнь так и не встретил. Ступай, бродяга, завтра приходи. Завтра я на твой вопрос отвечу.

Олег поклонился вслед старику, повернулся, стал спускаться к Муромской дороге, предвкушая, как завтра, уже в это время, войдет в свою квартиру, примет душ, сядет перед телевизором. Потом поутру поедет на работу, после нее — в клуб, вечерком посмотрит «одноглазого друга». Потом опять — работа да клуб, где Ворон станет обучать приемам борьбы с оборотнями и голоногими византийскими пехотинцами. Потом немного пивка — и спать. А может, приворотное зелье еще на ком попробует. С завтрашнего дня он сможет жить спокойно и безопасно. Никаких василисков, поганых, никаких лесных разбойников. Хорошо…

— Эй, не ходи туда, странник, — окликнул Середина смерд, везущий на тощей лошадке россыпь округлых валунов, каждый с детскую голову. — Сказывают, на дороге волк объявился. С лицом человеческим и когтями орлиными. Двоих путников пропускает, а каждого третьего насмерть грызет, и кости по тракту раскидывает.

— Волк, говоришь? — Олег покосился на желтую сухую дорогу, уходящую в темный еловый бор. Солнце стояло еще высоко, но в ельниках дня не бывает, там всегда сумерки. — Волк — это хорошо. Волк — это шкура мягкая, дорогая… — Ведун усмехнулся и покосился влево, на вырытую в горе землянку.

Ворон стоял на краю утоптанной площадки и внимательно наблюдал за своим учеником.

— Ни разу в жизни, говоришь, не встретил? — усмехнулся Олег.

Он отвернулся, встал на краю пыльной мощенки, указывающей путь в стольный город. Там перекрывал добрым людям дорогу какой-то странный волк. Волк, которого он никогда не увидит, потому что в его родном мире нет больше злобной нечисти. Есть пиво, телевизоры, есть ежедневные рабочие смены от звонка и до звонка. Есть уроки ратного мастерства, нужные только скучающим бездельникам, чтобы покрасоваться перед подругами где-нибудь на даче. Есть только тишина, благость и покой…

— Ладно, Ворон, — негромко сказал он, понимая, что старик, коли захочет, все равно услышит каждое слово, — вернуться к тебе никогда не поздно. Теперь не открутишься. Да только сам понимаешь: ведун в мире без крикс — это как щука в озере без карасей. Зачем?

Середин поправил саблю, чтобы не била по ногам, и легким шагом направился к лошадям.

Автор считает необходимым отметить, что понятие «немец» не имело расового признака и относилось вообще к людям, не знавшим русского языка. Немец — значит «немой», не способный говорить.