Артур Баневич - Похороны ведьмы

Уже на ходу Дебрен заметил длинную борозду в снегу. Слишком узкую для ползущего человека. Слишком ровную. Может, какая-то складка? Длинная полоса, образованная ветром? Но тогда почему это нечто белое лежит как раз там, где заканчивается борозда?

Подойдя ближе, Дебрен увидел следы ног. Он уже видел их раньше, но тогда они казались ему чем угодно, только не следами человека. Вероятно, потому, что тот человек больше полз, чем шел, падал, хромал, переворачивался и снова вставал. Кроме следов босых ступней, колен и ладоней, он оставлял после себя еще и немного крови. Совсем немного. По нескольку капель. В основном там, где касался снега левым коленом.

Дебрен оглянулся. Он не мог поверить. После того, как увидел разрезанного пополам веретенного. Тот, кто рухнул всего в ста с небольшим шагах дальше, не должен был выжить. Правда, вывалившиеся из веретена пассажиры ничем не отличались от снарядов, запущенных катапультой, которые чем дальше падают, тем слабее бьют по преграде. Первый из найденных упал ближе всех к Жбикову, откуда прилетел, но отнюдь не грохнулся о землю с максимальным запасом скорости. Впрочем, влияние пробоя оболочки "кишки" на дальнейший полет человеческого тела до сих пор никто не исследовал, да и зачем бы. Тут слишком много магии, чтобы сравнивать летящего человека со снарядом, запущенным катапультой. "Кишка" – не осадная машина, а насыщенный паракатом человек – не каменный шар. Однако веретенный, черт побери, был профессионалом. Знал, как действует паракат, и, что самое главное, получал его даром, как и весь летный персонал. И тем не менее позволил рассечь себя сосне толщиной в стопу. Вдоль.

Каким чудом выжил тот, что лежал здесь?

По сути дела, с точки зрения фирмы, это было не столь уж важно. Выжил, ну и хорошо, чудеса случаются, хоть и редко. Дебрен свернул на полпути и потрусил вдоль окропленной кровью бороздки. Не потому, что того требовали интересы Телепортганзы. В этом было немного любопытства. А прежде всего – из отвращения.

Ему было неприятно то, что надо будет сделать.

Отошел он недалеко. Борозда вопреки его предположениями вела не из леса. Спотыкающийся, окровавленный человек вышел на лужайку из самого центра огромного, длиной в тридцать стоп, стога сена. Вернее, того, что несколько лет назад было сеном, наваленным для просушки на помост из шестов и веток. Со временем треугольная, похожая на крышу конструкция осела, а в последнюю осень напиталась водой, замерзшей, когда ударили морозы. Холодные ветры дополнили все толстой подушкой наметенного снега. То, что получилось – мешанина затвердевших трав, прелой листвы и снега, – было достаточно мягким, чтобы не сломать хрупкие предметы, которые кидали в стог, и в то же время твердым, крепким и обильным, чтобы затормозить даже очень тяжелое и сильно разогнавшееся тело. Например – тело человека.

Если, ясное дело, он мчался почти строго вдоль длинной оси стога и почти строго горизонтально. Ну и попал во что-то столь небольшое, как торцевая стенка этой прогнившей кучи компоста.

Ну что ж, слово "чудо" здесь было вполне уместно.

Дебрен повернулся и осмотрел первую замеченную борозду. Как он и подозревал, ее проделал в снегу не ползущий человек. У борозды была ширина человеческого тела, лежащего навзничь, которое тянули за руки. При внимательном изучении можно было обнаружить следы ног того, кто тянул. Он, видимо, старался изо всех сил, потому что груз был значительный. Вероятно, поэтому снег облепил тело со всех сторон. Бессмысленность своих потуг босоногий понял лишь после того, как прошел почти двести шагов.

Дебрен наклонился над облепленным снегом трупом молодого мужчины, понюхал для пробы и, дуя себе на руки, решил, что двести шагов – в таких условиях действительно много.

Останки принадлежали рыцарю, очень консервативному и не слишком умному, поскольку он путешествовал в полных доспехах, с той разницей, что на голове вместо шлема был кольчужный капюшон. То, что он носил под листами металла, в основном выгорело, но сами доспехи сохранились на удивление хорошо. Только немного погнулись – впрочем, не больше, чем после не очень напряженного боя.

Рыцарь был мертв. Однако произошло это не совсем так, как с найденными раньше людьми. Вот откуда взялись эти двести шагов. Возможно даже, когда его тащили…

Нет. Жив он быть не мог. Там, где начиналась борозда, почти не было крови, зато углубление в снегу доходило до твердой, как камень, земли. А снега было почти что ничего. Никто не мог выжить, ударившись о такую твердь. Босоногий из стога только напрасно терял время.

Дебрен позволить себе этого не мог. Три клепсидры? Он был глупцом, оценивая запас своих сил на такую вечность. Возможно, он выдержал бы столько на морозе и на ветру, если б все время разогревался бегом. Но уже сейчас он с трудом заставлял себя поддерживать тяжелую медленную трусцу. Мышцы были неподатливыми, остывшими и болели при каждом движении, а перемерзшим легким не хватало дыхания. Он начинал умирать.

Это помогало. Может, даже больше, чем надежда.

Он присыпал лицо мертвого рыцаря несколькими горстями снега. К счастью, человек из стога уже раньше прикрыл ему веки, и Дебрену не пришлось смотреть в остекленевшие, полные молчаливого укора глаза.

На полянке валялись поломанные ветки и камни, но он потерял несколько бусинок и потратил много сил на то, чтобы обыскать окружающие заросли и найти действительно крупный камень. При этом он отчетливо понимал, что не сможет ударить больше, чем один раз.

Появилась мысль о большом, теплом, светлом доме с цветами в саду. О той, для кого он мог бы срывать эти цветы. А потом он прикрыл глаза, поднял большой, как конская голова, камень и резко опустил его прямо на припорошенное снегом лицо рыцаря.

Сначала он почувствовал запах дыма и лишь потом увидел башню. Босоногий тоже должен был ее заметить. Именно поэтому, а не в приступе внезапного отчаяния или из-за потери ориентации, он сошел с тропинки и полез напрямик, по пояс в снегу.

За полосой зарослей было немного свободного, сравнительно плоского пространства, скальный выступ, на котором возвели башню, и два строения. Ближайшее к башне, поменьше служило, вероятно, жилым домом и мастерской для команды из четырех человек. У него были большие прикрытые ставнями окна, маленькие двери и труба. Второе строение, размерами сравнимое с конюшней или сараем, должно быть, служило складом и силочерпалкой. А может, и нет – трудно сказать, потому что, кроме кучи обугленных балок, от него остался только каменный фундамент, да по всей округе витал запах гари.

Дебрен, двигаясь чуть медленнее по испещренной следами площадке, в первый момент подумал о пожаре. Но это был не пожар. Во всяком случае, не типичный, вызванный невнимательностью, который в панике начинают гасить. У стены дома стояли две деревянные бадьи, слегка присыпанные снегом, а от тропки к возведенному над ручьем водосборнику не уходили новые ответвления, кратчайшим путем ведущие к сараю. Вообще большая часть следов казалась старой, размазанной от ветра, дневного таяния и снегопадов. Походило на то, что четверо проживающих здесь чародеев равнодушно взирали, как гибнет хозяйство.