Владислав Русанов - Закатный ураган

– Ну, ежели так, – Брицелл вздохнул. – Молодой бычок начинает матереть. Еще немного, и не всякий вставит кольцо ему в нос.

– Вот и я о том, сын мой. Промедление, как говорил один из отцов-Примулов в пору моего ученичества, смерти подобно.

– Что-то я не понимаю, твое святейшество…

– Не пытайся изображать из себя дурня, сын мой. Конечно, ты все понимаешь. Надежны ли твои гвардейцы?

Брицелл хмыкнул. Действительно, чего уж водить по кругу ученую козу на веревочке? Все и так яснее некуда.

– За каждого не поручусь, но четыре сотни отлично выученных воинов пойдут за мной и в огонь, и в воду.

– Хорошо, сын мой. Помнится, ты сетовал на суд, лишивший достойного сына Империи прав нобилитета? – Терциел замолк, но, не дождавшись ответа, продолжил: – Сегодня ты можешь вернуть все титулы и привилегии, потерянные вследствие неосторожности.

– Я все понял, твое святейшество. Нужно немного времени. Перебросить усиленные патрули из казарм в замок. Да так, чтобы бычок не заподозрил ничего.

– Тут я, к стыду своему должен признаться, полный профан. Всецело на тебя полагаюсь. На тебя и на твой военный опыт, конечно же.

– Что ж. Во имя Сущего Вовне, я готов послужить Храму. Только…

– Что гнетет тебя, сын мой?

– Пригорянская ведьма.

– И?

– Прямых свидетельств против нее нет, но…

– Смелее, сын мой.

– По всей видимости, она не чужда волшебства.

– Конечно, я давно догадываюсь. Понимаешь, сын мой, те особые эманации…

– Прошу простить меня, твое святейшество, но об эманациях поговорим позже?

– Да, конечно, сын мой.

– Я предчувствую трудности с Бейоной. Экхарда я успокою без труда. И рыпнуться не успеет. А вот она… Не мог бы ты…

– К сожалению, сын мой. Обеты, запреты и ограничения, наложенные на меня Священным Синклитом, не дают мне права напрямую вмешиваться в дела Ард’э’Клуэнского королевства. Ты понимаешь меня, сын мой?

– Понимаю, – Брицелл скривился, словно от зубной боли. – Что ж тут непонятного? Придется действовать грубой сталью.

– Вот и чудесно, сын мой. Действуй. И получишь все, о чем только может мечтать изгнанник, лишенный прав нобилитета.

«Угу, – мрачно подумал Брицелл. – А ты загребешь жар чужими руками. А именно, моими. Но предложенная ставка стоит того, чтобы бросить кости».

– Я иду, твое святейшество. Немедленно иду в казармы.

Терциел устало улыбнулся и благословил капитана конных егерей ладонями, сложенными знаком «чаши». Повернулся и зашаркал сандалиями по коридору, ведущему к лестнице.

Говорят – лично мне на своем опыте испытать пока что не доводилось, но бывалые люди рассказывали, – что тюремщики, перед тем как допросить обвиняемого в преступлении, стараются сломить его дух. Напугать видом пыточного инструмента или казни менее удачливых сокамерников, изнурить голодом и жаждой, вывести из душевного равновесия томительной неизвестностью, когда человек начинает ждать прихода сурового дознавателя, словно спасения, ниспосланного Сущим Вовне.

Результат воздействия зависит от многих случайностей и совпадений. Одному человеку день посидеть голодным – мука мученическая, а другому и седмица поста нипочем. Зато он способен сойти с ума от одиночества, давящей темноты и тишины, нарушаемой лишь редким звоном падающих с сырого потолка капель.

Что касается меня, то я еще не разобрался, начинают ли сдавать мои твердость и решимость или нет. Пока не мог. Видно, много невзгод хлебнул на жизненном пути и ко многому сумел приноровиться, сам того не замечая.

Голод? Тьфу, что за безделица? Зимуя в хижине старика-траппера, ставшего первым учителем беглого школяра после строгих наставников-жрецов из Храма, я, случалось, дня по три маковой росинки во рту не держал. Особенно когда сухари закончились, а избушку нашу снегом замело выше крыши. Так что вареная бурда, появляющаяся два раза в день, может показаться парню вроде меня кормежкой от пуза. И воды мне хватало.

Тьма? Низкий потолок над головой? Хе! Поработали бы здешние заправилы – кто там меня упек в подземелье? – в рассечке. Вот где было не выпрямиться, спины не разогнуть. Так еще и работать приходилось. И кайлом забой продвигать, и породу в корзину складывать, с тем чтобы выволочить на поверхность и промыть и кровлю со стенами выработки крепить. А темнота… Не приведи Сущий! Факелы жгли понемножку. Много света – много дыма. А от дыма легко угореть и самому не заметить. И ведь были случаи, когда помирали старатели в забое. Особенно неопытные новички, которые вознамерились вот так вот сразу, за месяц-другой, разбогатеть. Их после находили рядом с прогоревшим до конца факелом. Но ни одного не удалось спасти. А здесь и походить можно, и полежать на топчане. Привыкшему к спокойной домашней жизни тюремное ложе может и твердым сверх меры показаться, но на самом деле оно не жестче, чем моя кровать на Красной Лошади.

Вонь от бадейки в углу? Это хуже. Кстати, ее за четыре дня моего заключения никто и не подумал вынести. А может быть, их вообще здесь не выносят? Да нет. Если бы так было, я бы уже задохнулся давно. Но и к смраду приноровиться можно. Притерпеться.

Гораздо сильнее угнетала меня неизвестность. Кто нас схватил? По чьему приказу? Где сейчас Гелка? Что с ней? Ладно я, дурень старый, – помру, и никто не всплакнет. А ребенку за что подобные испытания?

Четыре дня.

Четыре ночи.

Все время совесть грызла меня, выедая изнутри душу.

На третий день я попробовал на прочность дверь.

Безрезультатно. Видно, таких умников до меня тут сидело видимо-невидимо. Дверь навесили что надо. Дуб. Не отщипнешь лучинку, не прорежешь, не процарапаешь. Петли снаружи. Окошко широкое, но невысокое. Миска с едой проходит, а кулак нет, не говоря уже о голове. Ладонь я сумел высунуть. А что проку? Помахать очередному надзирателю? Так он наверняка и не сидит в коридоре. Очень ему нужно мерзнуть на сквозняке, ломоту в суставах зарабатывать.

Что же делать? Начинать подкоп рыть? Смешно. Без инструмента каменную кладку не возьмешь. Да и был бы инструмент, бесшумно работать ни одному человеку не удастся. Враз набежат охранники, намнут бока и отучат любителя от тяги к свободе.

Поэтому я грыз бороду от бессилия и шагал по камере, как виденный в недавнем сне пещерный медведь по клетке. Три шага – стенка. Несильный тычок кулаком в камень. Не бить изо всей силы ума пока хватало – не совсем стронулся. Три шага – стенка…

Так прошла половина четвертого дня. А может, и не четвертого. Я не обладал способностями Этлена, старого телохранителя феанни Мак Кехты, безошибочно определять время без неба над головой. Отмерял больше по раздаче пищи.