Владислав Русанов - Золотой вепрь

– Я тоже! Я – как все!

Кирсьен глянул на них. Сжал губы, повернулся к Пустельге:

– Надо бы продумать, как будем оборону держать.

– А вот и подумаем, пока вы сушиться будете! У Студента книжка умная имеется. Почитаем, помозгуем! – Она вновь была такой, как всегда. Бесшабашной, веселой, готовой любому дать отпор и над кем угодно посмеяться.

– А как же Фальм? – звонко выкрикнул наследник Медрена. В суете про мальчишку забыли, но он сам напомнил о себе.

– Не уйдет твой котолак, лопни мои глаза! – Кольцо потрепал его по голове, взъерошил волосы. – А может, тебе лучше от греха подальше… Вон хотя бы с мужиками! – Он повернулся к мужикам в гугелях. – Заберете мальца, а? Не место тут детям.

Мужики переглянулись. Один из них – тот самый, что опознал Кулака как Однорукого, – откашлялся:

– Мы, понимаешь, вот чего хотели… Следопыты мы. С границы. Сколько миль отступаем, аж с души воротит, понимаешь. Короче, с вами мы остаемся.

– Следопыты, говоришь? – поднял голову Кулак.

– Ага! – с готовностью подтвердил мужик. – Меня Шпенем кличут, понимаешь. Ежели надо, я за двести шагов стрелой в полскудо попаду. – Он пристукнул о землю палкой, которую держал в руке. Антоло наконец-то догадался, что это не посох, а лук. – А парни со мной. Они мне как братья, понимаешь…

– Спасибо, Шпень. – Кондотьер поднялся, протянул следопыту ладонь.

Тот пожал ее – даром что левая, зато с самим Одноруким «поручкался».

– А теперь давайте решать, как оборону держать, – сказал Кулак.

Все разом загалдели. В поднявшемся гвалте никто не заметил, как Розарио что-то резко выговаривает Мастеру, притопывая ногой. Темноусый сыщик слушал молча, кивал и старался развернуться спиной к костру.

А за рекой завыла бруха. Видно, чуяла грядущие смерти и заранее радовалась. Известно, на войне нечисть жиреет.

Когда отряд угомонился и наемники разбрелись на боковую, Антоло уселся у костра, раскрыв наугад «Записки Альберигго». А может, и не Альберигго. Кто его сейчас разберет? В том, что им предстоит безнадежный бой, парень не сомневался. Ну не в силах полтора десятка людей с одним-единственным великаном в придачу остановить армию. Или не армию, а орду, как сказал Почечуй, но от этого ведь не легче. Сотне дроу они смогут противостоять какое-то время; две сотни перебьют малочисленный отряд за время, которое нужно человеку, чтобы выкурить трубку; полтысячи прокатятся и даже не заметят заслон. И все же каждому хотелось подороже продать свою жизнь – ведь какую бы беспутную жизнь ни вели наемники, а у каждого нашлось доброе воспоминание о прошедших днях.

Кулак вспоминал молодость, когда они гуляли с Мудрецом сами по себе, не обремененные заботами и хлопотами, искали не выгодных договоров с военачальниками, а приключений. Почечуй сетовал о живущих где-то в Уннаре внуках, которых так никогда и не покачал на колене. Тер-Ахар рассказал, как охотился с побратимом Гар-Акатом на моржей и мамонтов, на белых медведей и мохнатых единорогов, как однажды они повстречали ледяного червя и бежали, словно нашкодившие мальчишки. Почему-то у великана эта история взывала смех и слезы умиления. Витторино пожалел, что давно не передавал денег старушке матери, живущей неподалеку от Мьелы, в деревне, прилепившейся к склону холма наподобие ласточкиного гнезда. Пустельга вспомнила, как лазала вместе с соседскими мальчишками, среди которых считалась заводилой и вожаком, в раскинувшуюся поблизости дворянскую усадьбу воровать сливы и как сторож однажды спустил с цепи двух поджарых черных котов. Будущая воительница спаслась тогда, спрятавшись в зарослях шиповника, куда коты не рискнули сунуться, но метку на память они ей все-таки оставили.

– Тому, кто выживет, покажу! – усмехнулась она, вызвав бурчание коморника, что вот так, мол, всегда – все радости жизни неизвестно кому достаются.

Антоло попытался припомнить светлые мгновения в своей жизни, но почему-то в голову лезли студенческие пирушки, переходящие в разгульные попойки; походы к девочкам – нет, не в «Розу Аксамалы», а в другие, более дешевые и, следовательно, доступные заведения; проказы, учиняемые беззаботными школярами. Такие, как, например, натереть мелом спинку профессорского кресла или измазать край мантии учителя Носельма выделениями течной кошки, а потом, держась за животы, наблюдать издали, как желчный астролог отбивается от котов, набежавших со всего квартала. В общем, по всему выходило: когда нужно о душе задуматься, подготовить ее к встрече с Триединым, на ум лезут лишь развлечения бренного тела. Табалец устыдился собственных мыслей и вслух ни одну из них не обнародовал. Краем глаза он заметил, что Вензольо, Кир, Кольцо тоже странно себя ведут – отводят глаза, стараются спрятать лицо в тени, будто бы их уличили в чем-то непристойном. Очень хотелось верить, что он тут не один такой…

Вскоре от воспоминаний перешли к более насущным заботам. Пустельга спросила Белого, какой тактики будут придерживаться его сородичи, атакуя мост.

Дроу пожал плечами:

– Воины моего народа не знают таких слов, как «тактика», «стратегия». Их ведут ярость и желание вцепиться в глотку врага.

– А военные вожди? Неужто даже они не придумывают хитростей? – стояла на своем воительница.

– Придумывают, конечно, – подал голос Кулак. – Не следует считать, что дроу необузданные дикари. Они часто устраивают засады и ловушки, обходные маневры и ночные атаки…

– Верно, – легко согласился Белый. – До тех пор пока военный вождь командует двадцатью – тридцатью воинами. Или пока они не увидят кровь врага. Потом им становится наплевать на все ухищрения и замыслы вождей. – Карлик усмехнулся. – Да и вожди по обыкновению бегут на врага в первых рядах.

– Но почему тогда человеческие армии до сих пор не уничтожили дроу, раз они так беспечны на войне? – удивился Антоло. – Ведь имперские полки вышколены, скованы жесткой дисциплиной. Командиры изучают все способы ведения боя…

– Ты слишком высокого мнения о командирах! – хмыкнул Кир. – На параде ножку тянуть нас учат, а вот как во фланг неприятелю зайти – сами догадывайтесь, господа офицеры.

– Так может, это в гвардии так? – не поверил студент.

– Ой, пе’естань! – вмешался Вензольо. – Тебя в полку чему учили?

– Ну, бегать со щитом, тыкать пикой…

– Бляхи начищать! С метлой да лопатой уп’авляться! А что до боя – тут пускай Т’иединый помогает.

– Вы, ребята, конечно, и правы, и не правы, – проговорил Кулак. – То, что солдаты в имперской армии ни рожна в войне не смыслят, это мы у Медрена видели. Видели или нет?

– Ну, видели…

– То-то же. Капитанам с лейтенантами на рядовых начхать. Старых перебьют – новых наберем. Лишь бы казна вовремя и на всех довольствие выплачивала. Если бы не сержанты да старшие солдаты, вы б не знали, с какого конца за пику взяться. Генералы с полковниками тоже себе на уме. Один на солдатских портянках состояние себе делает, другой бестолковым героизмом. – Кондотьер кивнул в сторону армейских повозок, где горел маленький костер и слышались негромкие голоса. – Армию положил, а для верности и сам на смерть идет. Лучше бы с обрыва в омут – быстрее и не так больно… Если бы, конечно, не это, остроухих размазали бы по горам Тумана, как жидкую кашу по тарелке. Но, с другой стороны, дроу только кажутся дикарями. И уж вдвойне дурак тот, кто думает, что с ними легко справиться, что они слабые телом и вождей не слушают… Воевать с ними – то еще удовольствие. Врагу не пожелаю… Но вы, ребята, не торопитесь. Через денек-другой сами войны с дроу нюхнете. Мало не покажется, это я вам обещаю.