Алексей Атеев - Бешеный

Ошеломленный всем произошедшим, Олег стоял в толпе и вслушивался в разговоры о случившемся. Слухи были самые невероятные, но никто не мог понять, почему его застрелили. «Ведь ему было некуда бежать!» — говорили все в один голос.

«Некуда бежать, — повторял про себя Олег, — нам всем некуда бежать».

Прошла зима, за нею март, апрель — и вот настал благодатный май. Все вокруг зазеленело. Распустились деревья в старом парке, по палисадникам набухала сирень. Городок словно помолодел, окутанный облаком свежей зелени. Пасха нынче была поздняя, и день поминовения отмечали уже в мае. В это воскресенье все население городка устремилось на кладбище. Пошел вместе со всеми и Олег. Не лежали у него в этой земле родственники, но и ему было кого помянуть.

Олег часто возвращался в мыслях к прорицателю. Странный человек, и смерть странная. Почему его застрелили? Ведь опасности он не представлял. Как узнал Олег, застрелил его уполномоченный КГБ. Неужели все, что рассказывал прорицатель, правда? Мешал он кому-то, вот его и убрали, таково было городское общественное мнение по этому поводу. Просто так бы не застрелили, вторили знатоки. Не зря его в Монастыре держали! Интересно, что с Комаром прорицателя не связывали. Олег же об известном ему молчал. После памятных декабрьских событий его никто не трогал, никуда не вызывали, словно он и не был причастен ко всей этой чертовщине.

Больше всего Олега смущала последняя сцена: передача дара. Если прорицатель был психически здоров, то как же объяснить? Может ли человек в здравом уме проделать такое? Вряд ли. А все его рассказы? Реальность ли они или плод больного воображения? Но самое главное с даром. Никакие паранормальные способности у Олега не появились. В душе он надеялся на обратное, но увы!.. Да так, наверное, и лучше, жить как нормальный человек, не ощущая в себе никакого дара. Если Владимир Сергеевич действительно мог предсказывать будущее, то что хорошего он от этого имел? Только одни неприятности.

Олег бродил по кладбищу, размышлял о превратностях этой странной судьбы, разглядывал памятники, здоровался со знакомыми, пришедшими помянуть родственников. Он знал место, где схоронили прорицателя, но откладывал посещение, что-то мешало ему.

Внезапно он наткнулся на Валентина. Знаток творчества Высоцкого подправлял могилку, рядом, пригорюнившись, стояла пожилая женщина в темной косынке.

— Здорово, учитель, — сказал Валентин. — И ты здесь. Давай выпей, помяни нашего ба-тяньку!

— Помяните, помяните! — вторила ему пожилая женщина, протягивая Олегу рюмку.

— А ты кого поминаешь? — поинтересовался Валентин. — Может, Комара?

Олег неопределенно пожал плечами.

— Ему баба такой памятник отгрохала, — продолжал Валентин, — ну право, обелиск славы. Давай покажу!

Олег согласился. Памятник, вертикальная плита из мраморной крошки, не представлял ничего особенного, но среди деревянных и железных крестов и пирамидок действительно выделялся.

— А пойдем-ка, Валюха, еще на одну могилку, — предложил Олег, — у меня бутылка вина есть, тоже помянем.

Тот охотно согласился.

Они отправились в дальний конец кладбища, где на голом глинистом пятачке должен быть знакомый холмик. Олег зимой уже ходил сюда.

Кое-как закопанная могила порядком провалилась, и вместо холмика образовалась яма.

— Эх, — поморщился Олег.

— Спокойно, — сказал Валентин, — сейчас я лопату принесу. — Он умчался и вскоре прибежал с лопатой. В полчаса могила приобрела божеский вид.

— Ну вот и порядок, — заключил Валентин. — Это кто здесь схоронен, тот, из Монастыря, которого застрелили?

Олег кивнул. Он достал из сумки бутылку вина, нехитрую закуску:

— Давай помянем Владимира Сергеевича…

— А фамилия? — спросил спутник.

— Фамилия? — замялся Олег. — Фамилия его Матвеев, — неожиданно для себя сказал он.

— Земля пухом, — сказал Валентин и разом выпил свой стакан.

Выпил и Олег. «Но почему вдруг Матвеев? — напряженно соображал он. — Ведь не знал я его фамилии, никогда ни он, ни другие не говорили».

— А кто он был? — спросил Валентин.

— Ясновидец, — сказал Олег.

— «А ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах», — за точность цитаты не ручаюсь, но суть Владимир Семенович Высоцкий схватил точно, давай и его помянем.

Помянули и Высоцкого.

— Надо бы памятник поставить, хотя бы крест деревянный, — кивнул Валентин на могилу, — а то лежит как нехристь.

— Да, — произнес Олег. — Надо бы….

— Слушай, а я знаю, где крест хороший есть, — Валентин явно хотел сделать доброе дело. — Дед Фролов, он, знаешь, столяр классный, соорудил себе отличный дубовый крест, ну, его родня на смех подняла: что это, мол, ты умирать не собираешься, а крест себе заготовил? Так он его засунул в сарай и дровами закидал. Пойдем к нему, попросим, бутылку посулим, он непременно отдаст. Ведь для хорошего человека. Отдаст — точно.

— Пойдем, — радостно согласился Олег, — сразу и установим…

Дед Фролов, узнав, для кого крест, охотно согласился его отдать.

— И бутылки на надо, — отмахивался он. — Значит, говорите, совсем голая могилка, даже таблички на деревянной палке нет? Эх, люди! Забирайте, я себе еще сделаю!

Валентин полез доставать из-под дров крест, а Олег стоял с хозяином у верстака.

— А это что? — спросил он у деда Фролова, кивая на ярко разрисованный лист картона.

— Да ребятишки, вишь ты, в игру играли. Кубики надо кидать…

Он поднял с верстака две игральные кости.

— Дайте-ка, — попросил Олег. Он тряхнул костями в кулаке и, не глядя, бросил их на верстак. — Две шестерки, — сказал он.

— Точно, — удивился дед, — а ну еще!

И снова две шестерки лежали на верстаке. Дед восхищенно потряс головой.

— А две единицы можешь? — спросил подошедший Валентин.

— Кажется, могу, — ответил Олег, — сейчас попробую…

Происшествие, случившееся неподалеку от небольшой железнодорожной станции Мухино, взбудоражило всю округу. И неудивительно. Раньше ничего подобного в районе не происходило. Хотя совсем рядом находится Москва, но живут тут тихой, размеренной жизнью. О злодействах или жутких происшествиях, про которые случается читать в прессе, здесь и не слыхивали. Летом наезжают из столицы дачники, только тогда жизнь слегка оживляется, а так тишь да гладь… Но начнем по порядку.

Возвращаясь со станции в село, почтальон Люба Тимофеева не спеша шла лесной тропинкой. Собственно, тропинкой ее нельзя назвать. Это была скорее большая расхоженная тропа, по которой за день проходили десятки ног. Люба, высокая рыжеватая девушка лет двадцати, безмятежно помахивала сорванной березовой веткой и смотрела по сторонам.