Олег Авраменко - Игры Вышнего мира

– Значит, вы все еще допускаете, что Герти может служить Нижнему миру?

– Теоретически это не исключено. Но на практике… – Марк пару секунд помолчал. – Я бы сказал, невозможно. И не только потому, что она еще девственница, хотя это тоже весомое свидетельство в ее пользу. – Он мельком взглянул на обнаженные ноги девушки. – Проверять не буду, я в таких делах не специалист, поэтому просто положусь на выводы ваших ведунов.

– Мой придворный лекарь говорит то же самое, – заметил князь. – А тут он уж точно специалист.

– Тем более, – кивнул Марк. – Но есть еще одно обстоятельство, которое лично меня полностью убеждает в невиновности Герти. Она еще слишком юна для того, чтобы без осложнений перенести Черное Причастие. Ей ведь лет четырнадцать, верно?

– По-моему, да, – ответил Виллем. – Насколько мне известно, Визельда появилась здесь ровно пятнадцать лет назад, и лишь через несколько месяцев у нее родилась дочь. Но что значит «несколько месяцев», я не знаю. Может, всего один, а может, и целых девять. Если хотите, спрошу у слуг, они скажут точно.

– Нет, это излишне. Четырнадцать ей лет или пятнадцать, роли не играет. В таком возрасте ритуал Черного Причастия неизбежно приводит к повреждению колдовского дара, и только с годами его целостность восстанавливается. Но у Герти дар совершенно не поврежден. Конечно, можно предположить, что она подверглась Черному Причастию еще девочкой, лет в девять, самое большее – в десять, и чудом осталась в живых. Впрочем, ни один здравомыслящий колдун не воспримет это всерьез. Так что с Герти, я уверен, все в полном порядке.

– Ну и слава богу, – облегченно произнес Виллем. – Теперь остается только получить официальное подтверждение.

– Я обязательно заеду на пост, – твердо пообещал Марк. – Если понадобится, буду настаивать, чтобы они связались с королевой Ингой. Хотя не думаю, что придется прибегать к такому крайнему средству. – С этими словами он поднялся. – А теперь, князь, если вы не возражаете, я хотел бы поговорить с Герти наедине.

Виллем возражать не стал и немедленно вышел из комнаты, оставив Марка и девушку вдвоем. Марк присел на край кровати, поправил на Герти платье и медленно вывел ее из транса. Очнувшись, она не сделала ни малейшего движения, лишь открыла глаза и безучастно уставилась в потолок.

– Я закончил проверку, Герти, – сказал Марк. – Ты не одержимая.

– Для меня это не новость, – сухо ответила она.

– Это еще как посмотреть. Ты могла и не догадываться о своей одержимости. Раз твоя мать…

– Нет! – резко перебила его Герти. Впервые с момента знакомства на ее лице отразились эмоции, а в глазах мелькнули молнии. – Это ложь, все ложь, я не верю ни слову! Мама была хорошей! Она делала людям только добро… а ее убили! И меня хотели убить… Люди такие злые, подлые, жестокие…

Девушка повернулась к нему спиной и уткнулась лицом в подушку. Плечи ее вздрагивали от еле сдерживаемых рыданий. Марку очень хотелось погладить Герти, но он понимал, что это не лучшая идея. Его попытка утешения могла вызвать обратный эффект и спровоцировать истерику.

– Ладно, не будем говорить о твоей матери. Я ее не знал и при тех событиях не присутствовал. Лучше поговорим о тебе. Почему ты не убежала, когда тебя собирались сжечь? Со своими способностями ты вполне можешь постоять за себя.

– А зачем? – не оборачиваясь, сказала Герти. Судя по тону, ее вновь охватила апатия. – Зачем бежать?

– Чтобы жить.

– А зачем? – снова спросила девушка. – Зачем жить? Вокруг только зло и несправедливость. Вокруг злобные, бездушные люди… я их так ненавижу!

– Брось это! – строго произнес Марк. – Люди бывают разные. Да, есть самодур-пастор и глупые крестьяне, которые пошли у него на поводу. Но есть и князь Виллем, который сломя голову примчался из Хабенштадта, чтобы спасти тебя. Есть мальчишка Курт и его старший брат, чьего имени я не знаю, которые верят в твою невиновность. Кстати сказать, именно Курт убедил меня заехать в Вальдшлос и помочь тебе. Так что не суди обо всех людях по их худшим представителям. И не думай о смерти, тебе еще рано об этом думать. Всегда найдется для чего жить, всегда найдутся те, кто будет рад самому факту твоего существования. У тебя ведь есть родственники?

– Может, и есть, но я о них не знаю. Мама ничего не рассказывала – ни откуда она, ни кто мой отец. Говорила, позже, когда я повзрослею… А теперь уже никогда…

– В любом случае нельзя так падать духом, – убеждал ее Марк. – Жизнь продолжается, Герти, и поверь: она стоит того, чтобы за нее бороться. Подумай сама: разве хотела бы твоя мать, чтобы ты умерла вслед за ней? Разумеется, нет! Ты должна жить дальше – вопреки своей боли, горю, отчаянию. Если тебя снова попытаются убить, не смей покоряться. Ты же колдунья, черт побери, и колдунья неплохая. Сопротивляйся, дерись – или просто беги прочь. Ты умеешь открывать «колодец»?

– Да, – чуть слышно ответила Герти. – Мама меня научила. Я пробовала один раз.

– Тогда у тебя всегда есть выход. Не самый лучший, но на крайний случай сгодится. Если не остается других вариантов, уходи по «колодцу»… Впрочем, на сей раз убегать тебе не понадобится. Завтра я заеду на пост Инквизиции, и они пришлют следователя, который снимет с тебя все обвинения. После этого тебя никто не посмеет тронуть. Да, будут косо смотреть, тыкать пальцами, шептаться за твоей спиной – неприятно, конечно, но стерпеть можно. Хотя из деревни лучше уехать. Поселись в Хабенштадте, а князь Виллем, без сомнений, окажет тебе покровительство. Станешь заниматься врачеванием – мать ведь учила тебя своему ремеслу?

Девушка не ответила. Склонившись над ней, Марк убедился, что она уснула. В отличие от предыдущего раза, когда он погрузил Герти в искусственный сон, сейчас с ее лица напрочь сошло выражение печали, черты смягчились, а на щеках проступил слабенький румянец. Она выглядела такой невинной, беззащитной и уязвимой, что на какую-то секунду у Марка перехватило дыхание. Он взял лежавший в ногах кровати плед, бережно накрыл им спящую девушку и тихо вышел из комнаты.

Понимая, что гость устал с дороги, князь Виллем проявил деликатность и больше не навязывал Марку своего общества, лишь самолично провел его в гостевые покои на втором этаже, распорядился, чтобы ему подали легкий ужин и забрали для стирки грязную одежду, после чего, пожелав спокойной ночи, удалился.

Оставшись один, Марк всласть попарился в ванне с горячей водой, которую, впрочем, ему пришлось разогревать самостоятельно, но это не составило особого труда. Затем тщательно выстирал львиную шкуру (уход за ней он не доверял никому) и быстро высушил ее с помощью несложного колдовства.

К ужину Марк почти не притронулся, разве что съел немного мяса, запив его парой глотков вина, и еще до наступления темноты улегся в мягкую пуховую постель. Шкуру привычно положил под подушку – так она постоянно была рядом, под рукой, и никто не мог ее похитить. В последние шесть лет мысль о том, что он может по случайности или по чьему-то злому умыслу лишиться львиной шкуры, была его самым страшным кошмаром. Марк ничего так не боялся, как потери этого драгоценного артефакта, с которым навсегда был связан неразрывными узами. Три года назад, еще в самом начале учебы в инквизиторской академии, его сосед по комнате, Гвидо Фернандес, из чистого озорства решил умыкнуть шкуру и где-нибудь ее припрятать, но эта, в сущности, безобидная выходка едва не стоила ему жизни. Марк проснулся в тот момент, когда сосед уже подкрадывался к двери, держа под мышкой свернутую шкуру. Дальнейшее произошло молниеносно и совершенно бесконтрольно. Хотя без шкуры Марк был гораздо слабее Фернандеса, он вложил в магический удар весь свой страх, весь ужас перед тем, что могло случиться, а сосед не смог отразить его атаку и едва не умер на месте. К счастью, парня удалось откачать, и никаких увечий он не получил. После этого инцидента Марку угрожало исключение, однако начальство академии (поговаривали, не без вмешательства королевы) приняло во внимание особые обстоятельства дела и ограничилось строгим взысканием. С тех пор и до самого конца учебы Марк жил в своей комнате один – желающих стать его новым соседом больше не находилось, а ему это было только на руку…