Павел Молитвин - Спутники Волкодава

— Тебе некуда больше спешить! — прервал комадара звонкий девичий голос.

Собравшиеся в харчевне как один повернули головы и оторопело уставились на застывшую в ведущем на кухню дверном проеме девицу с натянутым луком в руках.

— Не двигайтесь! — предупредила Ичилимба, окидывая мятежников цепким взглядом сузившихся глаз. — А ты вспомни моего отца, застреленного твоими подсылами!

Лежащая на тетиве мощного боевого лука стрела была нацелена в сердце Тайлара. Выпущенная с расстояния в пятнадцать шагов, она как старую рогожу пробила бы двойного плетения кольчугу, прикрывавшую грудь предводителя мятежников.

— Тайлар не посылал убийц в Лурхаб, — проговорил Кихар, преодолевая охватившее соратников комадара оцепенение.

— Стреляй, раз надумала, — сказал Тайлар, глядя в лицо Ичилимбы, успевшей скинуть где-то на кухне тюрбан с головы и перепоясаться ремнем, за который был заткнут один из кинжалов Найлика. «Наверно, тюрбан она сняла специально, чтобы комадар сразу ее узнал, но был он тогда, после битвы за Лурхаб, в таком состоянии, что, может, и вообще не помнит Ичилимбу», — подумал командир разведчиков, начиная приподниматься. В прыжке он ее не достанет, но как знать, не удастся ли заполучить стрелу, предназначенную Тайлару…

— В меня стреляй, тварь! — пронзительно взвизгнула неожиданно вошедшая в таверну рабыня, готовившая угощение, и с размаху бросила в Ичилимбу принесенный с собой кувшин.

Девушка отреагировала мгновенно: тенькнула тетива, и кувшин со звоном разлетелся на куски, обдав сидящих красным как кровь вином и черепками. Десяток рук вслед за Найликом вцепились в Ичилимбу, вырвали лук, выхватили из-за пояса кинжал и, верно, растерзали бы рабыню в клочья, если бы Тайлар не приказал не терпящим возражений голосом:

— Не убивайте ее!

Занесенные кулаки так и не опустились — кто знает, какие планы относительно этой мерзавки возникли в хитроумной голове комадара? Да и не велика честь для дюжины мужчин забить глупую рабыню, у палача это во всяком случае выйдет лучше.

— Чья девка? Твоя? — Тайлар посмотрел на Найлика так, словно видел впервые. — Уведи ее, после совета поговорим, — приказал он и, повернувшись к рабыне, столь своевременно принесшей из погреба кувшин охлажденного вина, с чувством сказал: — Спасибо, сестра!

Комадар протянул к ней руки, намереваясь заключить в объятия, и соратники, тут же позабыв об Ичилимбе, обступили рабыню. Захичембач подал ей чашу с вином, Питвар чуть не со слезами на глазах назвал «Матерью барсов», а Фербак потребовал, чтобы она не дергалась и позволила ему снять с нее ошейник. И, глядя на могучие руки бывшего пахаря, никто не усомнился, что ему удастся это сделать без каких-либо инструментов.

— У моих парней лук скрала, стерва! — проговорил между тем Хайдад и замахнулся на Ичилимбу. — Моя бы воля…

Больше сумасшедшей рабыней никто не интересовался, и Кихар с Найликом, скрутив ей локти ее же ремнем, выволокли девушку из харчевни и бросили в придорожную пыль.

— Как же ты за девкой не уследил? — с упреком поинтересовался ветеран. — Не возьмет ведь тебя теперь Тайлар за Азерги, после этакой-то глупости!

Подобная мысль уже посетила Найлика. Тайлар, конечно же, узнал дочь Байшуга и, скорее всего, не только не возьмет его на охоту за советником, но и от командования разведчиками отрешит. Сам бы он так и поступил. Невыполнение приказа, едва не повлекшее за собой гибель комадара, — проступок, заслуживающий самого сурового наказания. Разве можно доверять человеку, не сумевшему справиться с рабыней?..

— Ловить Азерги не возьмет — переживу. Лишь бы не сослал за порядком в обозе присматривать, — хмуро обронил Найлик, с ненавистью поглядывая на Ичилимбу, неподвижно лежащую в пыли у его ног. Помолчал и с запоздалым раскаянием и злостью на себя самого, добавил: — Истинно говорят: кто проявляет мягкосердечие к рабыне, сам достоин рабского ошейника!

— Ладно, не убивайся. Богиня не без милости, Тайлар не без глаз. Он же видел, что девчонка не выстрелит. Может, выйдет срок, еще и поблагодарит за то, что приказ дурной не выполнил, не отдал этакую девку на поругание, — неожиданно добродушно проворчал старый воин и, ободряюще хлопнув по плечу донельзя изумленного его словами Найлика, скрылся в харчевне.

Все происходившее с Ниилит после того, как Богиня признала ее носительницей дара, казалось диковинным сном. Суетящиеся вокруг стражники, глазевшие на нее, словно на заморское чудо или балаганного уродца; разодетые придворные, толпившиеся в коридорах и залах поражающего роскошью дворца, — все представлялись чем-то нереальным, готовым рассеяться, растаять и уйти в небытие так же внезапно, как и появились в ее скудной, не изобиловавшей событиями жизни. И по крайней мере часть всего этого великолепия действительно исчезла, когда девушку провели через анфиладу дворцовых залов и оставили в небольшой полупустой комнате, где ее поджидал тщедушный человечек в черном, шитом серебром халате и таком же тюрбане. У него был огромный, похожий на клюв нос, длинные руки и выкаченные, по-рыбьи неподвижные глаза.

— Ты и есть избранница Богини? — спросил сгорбленный человечек, перестав при виде Ниилит ходить из угла в угол комнаты и останавливаясь в двух шагах от девушки. Он смотрел на нее с холодным интересом, и Ниилит с облегчением поняла, что мужчине этому, как это ни странно, совершенно нет дела до ее женских прелестей, столь привлекавших других представителей сильного пола. А вслед за этим пониманием пришла догадка, что человек этот не кто иной, как Азерги — маг и советник Менучера. И вместе с этой догадкой девушка осознала, что попала из огня да в полымя — не нуждаясь в ее теле, маг намерен был завладеть ее душой. Она попятилась к двери, но Азерги сделал шаг вперед и властно потребовал:

— Дай руку!

Его цепкие холодные пальцы завладели ладонью девушки, и он, повернувшись к низкому столику, на котором среди каменных чашечек, глиняных кувшинчиков, стеклянных флакончиков и пожелтевших свитков высилась из черного, инкрустированного серебром и кусочками горного хрусталя шкатулка, вперил в нее неподвижный взгляд и забормотал что-то на незнакомом Ниилит языке.

Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Горячая волна, возникнув в нижней части живота, поднимаясь выше, и выше затопляла ее, вызывая странное оцепенение во всем теле. Страх перед магом испарился, сердце заколотилось, быстрее гоня кровь по жилам, и вот на место оцепенения пришла дивная неземная сила. Влившаяся в нее невесть откуда мощь бурлила в Ниилит, распирала; казалось, она как мыльный пузырь разбухает, растет во все стороны, и если немедленно не совершит какого-нибудь безумного поступка и не выплеснет в движении заполнившую и уже переполняющую тело силу, ее просто разорвет на куски. Состояние это, впрочем, длилось недолго, а потом клокочущая сила устремилась по руке, которую держал маг, и стала вливаться в его ладонь. Глаза Азерги вспыхнули, он издал глухое восклицание, и черная шкатулка, стремительно взмыв со стола, зависла над свитками и кувшинчиками на расстоянии двух локтей.