Павел Молитвин - Путь Эвриха

— Чего понадобилось от нее Барикэ? Как смеет он задерживать тех, кому покровительствует сам Энеруги Хурманчак? — спросила Алиар, прижимая к себе Атэ-наань, которую второй день тошнило и лихорадило так, что внешне она мало чем отличалась от покойницы.

— Что может понадобиться одинокому мужчине от красивой женщины? — хищно осклабился Хунган и, стирая улыбку с лица, добавил: — А «как смеет», спросишь у него сама, когда придет твоя очередь доказывать полутысячнику, что ты годишься на нечто большее, чем быть сброшенной с утеса на потеху соскучившимся по острым ощущениям воинам.

Тайтэки бессильно уронила руки — так вот зачем требует ее к себе Барикэ! А впрочем, на что еще могла она надеяться? Чего еще следовало ожидать ей, если Боги Покровители оставили ее? Но если какой-то накар рассчитывает, что дочь Нибунэ станет ублажать его, то он глубоко заблуждается. О, догадаться о том, что ее ждет, совсем не трудно! Сначала сам Барикэ, потом сотники, потом полусотники, потом простые воины! Развлечений в военном лагере не много, и для того, чтобы предсказать, какая судьба уготована здесь беззащитной женщине, не нужно обладать даром прорицателя…

— Отвернись, я хочу приготовиться как должно к встрече с достойнейшим накаром! — холодно велела она Хунгану и, подождав, пока тот, криво ухмыльнувшись, не вышел из шатра, склонилась над корзиной с одеждой.

— Почему они не боятся гнева Хурманчака? — спросила Алиар, не глядя на Тайтэки, облачавшуюся в лучший из купленных Эврихом халатов — голубой, с желтыми цветами. — Кто-нибудь из его подчиненных непременно донесет Хозяину Степи о том, как с нами поступили, и Барикэ не может не понимать этого!

— У тебя есть нож?

— Зачем тебе? Если хочешь вспороть им брюхо полутысячнику, то для этого он слишком мал. — Алиар протянула Тайтэки короткий широкий нож и, желая хоть как-то утешить подругу, предположила: — Может быть, Хунган хотел просто попугать тебя, а на самом деле Барикэ одумался и решил отпустить нас с миром?

Отвернувшись от товарок, Тайтэки что-то подрезала и, удовлетворенно хмыкнув, кинула нож к ногам Алиар.

— Негоже заставлять мужчину ждать. Ишалли тэки ай! Помолись за моих детей, если Великий Дух призовет меня к себе.

— Что ты задумала? Не противься Барикэ! Этот степняк не колеблясь велит содрать с тебя кожу, а сам будет поливать соленым раствором!

— Ты забыла, что я тоже родилась в Вечной Степи. Я дочь нанга! — гневно ответила молодая женщина и, накинув на плечи толстый плащ, вышла из шатра.

Снег падал крупными пушистыми хлопьями, ограничивая видимость до нескольких шагов, и Тайтэки огорчилась, что не может насладиться зрелищем Самоцветных гор. Если бы она увидела подпирающие Вечное Небо вершины, страх, верно, ушел бы из ее сердца. Или стал маленьким-маленьким, таким же крохотным, какой ощущала она себя рядом с исполинской горной грядой при подъезде к Вратам в Верхний мир. Откуда взяться большому страху у маленького человечка? Чего бояться ей, потерявшей Тантая, видевшей гибель Нитэки? Что может страшить ее после тех мерзостей, которые проделывали с ней в Матибу-Тагале стражники, приставленные сторожить невольничьи бараки?

Смерть милосердна, и, быть может, зря она ропщет, зря сетует, будто Великий Дух покинул ее? Не послал ли он ей встречу с Барикэ, дабы избавить от последнего разочарования, которое испытала бы она, не попав в Верхний мир? Да и зачем ей, горемыке, начинать новую жизнь в новом мире, где все равно не встретиться ей со своими детьми? Нет, не покинули ее Боги Покровители, под опекой которых поджидает свою мать в Заоблачном краю Нитэки. Они, они подсказали ей выход, который даже гордый отец ее счел бы достойным своей дочери! Ой-е, Нибунэ многое простит ей, ежели совершит она задуманное! А уж коли простит отец, так и Великий дух закроет всю тысячу тысяч своих глаз на невольные ее прегрешения…

— Судя по твоей улыбке, не так уж огорчает тебя приглашение накара, которому вчера еще ты готова была глаза выцарапать? — поинтересовался Хун-ган, поддерживая Тайтэки, чтобы не поскользнулась она на крутой обледенелой тропинке, ведущей к шатру Барикэ.

— Разумный человек найдет применение и аргалу. Дурак же повесит золотой самородок на шею и бросится в реку, дабы не страдать от голода.

— Хм! Зря, значит, болтают, что чем красивее женщина, тем меньше у нее мозгов. Барикэ глупцов терпеть не может.

— Наверно, потому он и к зеркалу редко подходит.

— О чем ты, женщина?

— Да так, глупости всякие от волнения на языю вертятся…

— То-то, что глупости! — буркнул Хунган, откидывая перед Тайтэки полог шатра, и почти дружелюбно посоветовал: — Поменьше болтай. Сумеешь Барикэ угодить, может, и отпустит он тебя без обиды к Вратам. Давно ему хочется посмотреть, как люди в Верхний мир попадают.

Ах, так этот негодяй еще и любознательностью отличается? Как трогательно! Он использует дочь Нибунэ в качестве шлюхи, а потом отпустит без обид? Тайтэки едва удержалась, чтобы не разразиться болезненным, желчным смехом.

— Я вижу, ты находишься в прекрасном расположении духа. — Барикэ, не поднимаясь с подушек, жестом пригласил пленницу присаживаться к столу. — Хочешь подогретого вина? Или предпочитаешь арху?

— Арху. — Тайтэки сбросила теплый плащ и протянула озябшие руки к стоящей подле низкого столика медной жаровне.

— Ты не хочешь спросить меня, зачем я позвал тебя в свой шатер? — спросил полутысячник, протягивая гостье чашу с молочной водкой.

— Прежде всего я хочу знать, почему твои люди схватили нас у Врат, невзирая на предъявленные им ярлыки? Я уже спрашивала тебя об этом вчера, но ты не пожелал ответить. Быть может, ты сочтешь возможным удовлетворить мое любопытство сегодня? — Тайтэки сделала глоток-другой и с наслаждением опорожнила чашу, показавшуюся ей слишком маленькой. — Могу я налить себе еще?

— Можешь, — разрешил Барикэ и широкое, одутловатое лицо его расплылось в довольной улыбке. — В холод надо пить много архи, особенно если ожидаешь услышать дурные вести. Впрочем, не пугайся, ты и твои подруги нужны мне живыми. И если мы поладим, вы будете чувствовать себя в моем лагере скорее гостьями, чем пленницами.

— Отрадно слышать, — ответствовала Тайтэки, опоражнивая вторую чашу и ощущая, что колени ее перестают дрожать, а по телу разливается божественное тепло. — Так почему же нас схватили?

— Вчера ты и твои спутницы были слишком взволнованы, чтобы выслушать меня. Однако теперь я не вижу необходимости скрывать, что вы нужны мне, дабы заставить лекаря-улигэрчи отравить Хурманчака. Ну полно удивляться! — Барикэ в третий раз наполнил чашу Тайтэки и тоном гостеприимного хозяина предложил: — Изюм? Вяленую дыню? Не стесняйся, Экагар понавез из Матибу-Тагала всякой всячины, и если уж не радуют тебя мои слова, попробуй найти утешение во всем остальном, что я имею счастье предложить тебе.