Павел Молитвин - Ветер удачи

— Нжери, погоди! Постой! Прости, я не хотел. Я не хотел тебя огорчать… Иди сюда. Не плачь. Ну же! Вот умница-разумница…

Он взял ее лицо в свои ладони, и некоторое время они стояли молча. Только глядели друг на друга. И Нжери чувствовала, как теплая добрая сила перетекает из рук чудного арранта, а из потемневших глаз его струятся волны зеленого света, омывающие ее и уносящие, подобно водам священной Гвадиары, беды, печали и тревоги. Счищают с души грязную накипь, копившуюся в ней все эти долгие-долгие годы, пока пришедшим в запустение особняком правил измученный болезнью, совершенно чужой, пугавший ее до умопомрачения мужчина. Да, пожалуй, и не три года, а все пять, со дня свадьбы. Ибо бывший втрое старше пятнадцатилетней девчонки Газахлар, даже будучи здоровым, едва замечал ее, занятый дворцовыми интригами, объездом и поддержанием порядка в многочисленных поместьях, увеселениями со своими старинными друзьями.

Он не был скупым, злым или жестоким. Он просто не придал никакого значения появлению в его доме молодой жены. Наследников он не мог иметь из-за старого ранения, а заменить ласки опытных «дев веселья», к услугам которых прибегал с каждым годом все реже и реже, наивная и робкая девчонка не умела да и не особенно стремилась. Так что оба они не слишком утруждали себя исполнением супружеских обязанностей. Возможно, все сложилось бы иначе, не отправься Газахлар завоевывать земли пепонго, откуда вернулся озлобленным, немощным и ненавидящим все, что не могло принести облегчения его страданиям…

— Ложись на циновку, сейчас я позабочусь о том, чтобы силы и радость вернулись к тебе, — распорядился Эврих, и Нжери опустилась на стоящее в углу комнаты низкое ложе. Скинула халат, оставшись в одной узенькой набедренной повязке, и уткнулась зареванным лицом в тростниковую циновку, радуясь царящему в помещении полумраку.

Аррант откупорил склянку с мазью, и резкий, хорошо знакомый ей запах ударил в ноздри. Нжери не могла видеть, чем занят Эврих, но она столько раз наблюдала за тем, как он делает массаж приходившим в «Мраморное логово» Небожителям, что отчетливо представляла каждое его движение. Вот он сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, потряс кистями, помял между ладонями невидимый комок и, подцепив деревянной палочкой изрядную толику мази, принялся втирать в ее ноги. Он начал с лодыжек, тщательно разминая каждый мускул, потом перешел на мышцы икр…

Нжери тихонько постанывала от удовольствия, лениво ругая себя за то, что так долго отказывалась испробовать на себе искусство арранта. Надо было обратиться к нему давным-давно, глупо столько времени жить бок о бок с прекрасным целителем и не воспользоваться этим. Пальцы арранта принялись мять ее ляжки, и она закрыла глаза от накатившей волны удовольствия и стыда. Приятельницы еще четыре года назад намекали ей, что в ее положении самым разумным было бы завести себе любовника, а то и двух, но общение с мужем на брачном ложе отбило у нее всякую охоту приводить к себе в дом каких-либо мужчин. Ей нестерпимо было думать о том, что кто-нибудь из этих неуклюжих, похотливо сопящих, обильно потеющих самцов будет лапать ее тело, пялиться на ее наготу, поворачивать так и этак, точно бессловесную рабыню, единственной целью жизни которой было доставлять им удовольствие.

— Не напрягайся. Представь пустынный пляж, мерно набегающие на берег волны и парящих в вышине чаек, — посоветовал Эврих.

— М-м-м… — сонно мурлыкнула Нжери. — Берег моря… Песчаный или каменистый? Утро или вечер? На небе тучи или ни облачка?

Прикосновения арранта были неторопливыми, долгими и ласковыми, несмотря на всю силу его пальцев. Дыхание ровным и спокойным. Он работал размеренно, не пытаясь тянуть руки, куда не следует, и Нжери чувствовала, как ею начинает овладевать сонная истома. Она давно уже убедилась, что аррант не позволяет себе никаких вольностей даже с очень миленькими форани и трудится над ними, как пекарь над тестом, как гончар над глиной. Напрасно она опасалась, напрасно стыдилась и… напрасно надеялась. Впрочем, сейчас ей было так хорошо, что она не могла сердиться на Эвриха за его сдержанность, которая была необходима с другими Небожительницами, но совсем неуместна по отношению к ней.

Снова запахло душистой мазью, и его руки заскользили по ее талии. Затем она ощутила, как Эврих уселся верхом на ее ягодицы, и дернулась, бессознательно пытаясь высвободиться из-под него. Закусила губу и крепко-накрепко зажмурилась, ненавидя и презирая себя за трусость, дурацкую стыдливость и пронзительное наслаждение, которое испытывала от близости золотоволосого арранта.

А он между тем наклонился вперед и стал массировать ее спину так энергично, что она едва удерживалась от вскриков. Его пальцы впивались в плечи, скользили вдоль позвоночника, разминали спинные мышцы, барабанили и выстукивали ее, заставляя то напрягаться, то расслабляться. Постепенно он сбавил темп, прикосновения его становились мягче и нежнее. Вместо того чтобы мять и месить ее превратившееся в кисель тело, Эврих осторожными, ласковыми движениями принялся как бы восстанавливать его прежнюю форму, и она чувствовала, что все глубже и глубже проваливается в дремотное небытие, мечтая, чтобы эти сильные, умелые руки, дарящие ей неземное наслаждение, продолжали свою работу еще и еще…

— Ну вот и все. Теперь ты удостоверилась, что ничего из ряда вон выходящего я не делаю и любой банщик или банщица могли бы размять тебя не хуже меня, — сказал Эврих, слезая с нее и встряхивая натруженными руками, чтобы дать им отдых и расслабиться.

— Восхитительно, — томно протянула Нжери. — Разомни мне теперь плечи и бедра спереди. Я видела, как ты это делал. Не халтурь.

— Довольно на сегодня. Я устал, и мне еще надо осмотреть тяжелобольных, — попробовал увильнуть от заключительной части процедуры аррант, но Нжери, видя, что он собирается покинуть ее, решительно запротестовала:

— Не уходи! Я хочу ощутить то же, что и все твои пациентки! Почему я должна получить меньше, чем они? Это несправедливо!

— Что поделаешь? Жизнь полна несправедливостей.

— Нет-нет, не отказывай мне! Пожалуйста… — Она быстро перевернулась на спину, вызывающе демонстрируя арранту зрелые круглые груди с крупными сосками. — Где твоя мазь?..

Голос Нжери дрогнул, и она подумала, что, если проклятый аррант сделает еще шаг к двери, сердце ее разорвется. Тогда уж она точно убьет этого бесчувственного мерзавца, вызывающего у нее одновременно страх, ненависть и непреодолимое желание.

— Хорошо, не дергайся. Думай о чем-нибудь отвлеченно-успокаивающем, — уступил Эврих и, взяв на пальцы немного мази, принялся легкими движениями втирать ее в плечи молодой женщины.