Павел Молитвин - Ветер удачи

Намерение Эвриха посетить улицу Оракулов и стоящий на ней храм Мбо Мбелек не вызвали у его телохранителей восторга.

— Чего ты там позабыл? Неужто своих лжецов в Аррантиаде мало, что ты чужих решил послушать? — спросил Аджам, речи которого не отличались вежеством и изяществом.

— У нас принято говорить так: «Не верь смеху жены, улыбке господина и предсказаниям оракулов», — с кислой миной сообщил Хамдан, ничуть не сомневавшийся, что упрямый аррант настоит на своем.

Обходительность, тихий голос и любовь к умным книгам давно уже перестали вводить его в заблуждение относительно характера заморского лекаря, который, когда того требовали обстоятельства, умел проявлять упорство и твердо шел к намеченной цели. При этом он не орал, не расталкивал толпу, но неизменно оказывался там, где считал нужным быть. И, ежели занадобились ему предсказатели, он попадет к ним, точно так же как попал в храм Тахмаанга, дабы полюбоваться на танцы джевадаси, несмотря на все старания телохранителей не допустить этого.

До поры до времени им удавалось кормить арранта обещаниями показать выступления храмовых танцовщиц при первом же удобном случае. Но случай все не подворачивался, и Эврих, заподозрив неладное, вынудил Аджама признаться, что храмы, где танцуют джевадаси, почитаются особо священными, а выступления их дозволено смотреть лишь истинно верующим. Традиция бессмысленная, ибо для обращения человека в свою веру его надобно прежде познакомить с ней. При императоре Бульдонэ запрет этот, постепенно утрачивавший силу, был официально снят, однако Кешо, использовавший любую возможность, дабы ограничить права инородного населения империи, вновь возродил его.

Аррант, способный ласковыми речами уговорить льва питаться травой и листьями, попросил телохранителей, раз уж они сами ни за какие деньги не берутся провести его в нужное время в нужный храм, не заметить отлучки своего подопечного из ближайшего к облюбованному им святилищу постоялого двора. Что касается Аджама, то он готов был пойти навстречу Эвриху, если тот даст слово не злоупотреблять их доверием. Парень, невзирая на все свои чудачества, был щедр и относился к ним по-человечески. Тяготясь постоянным присутствием подле себя телохранителей-соглядатаев-караульщиков, он все же проявлял о них товарищескую заботу: не было ни одного особняка, где бы их не накормили и не напоили, пока Эврих занимался излечением недужных. Сопровождая его в бесконечных блужданиях по Мванааке, они чувствовали себя не слугами, а друзьями арранта, считавшего себя в то же время обязанным платить за всю компанию. Одним словом, Аджам не видел причины, по которой бы им не следовало ответить Эвриху любезностью на любезность, но Хамдан категорически этому воспротивился.

Разочарованный, а может быть даже и разобиженный, аррант поморщился, но настаивать на своем не стал и больше к этому разговору не возвращался. А через пару дней улизнул от них из очередного особняка и отправился в храм Тахмаанга. Обнаружили они его уже около «Мраморного логова», где он поджидал их у придорожного бассейна для поения лошадей, закусывая абрикосами и читая один из постоянно таскаемых с собой трактатов. О, надобно было видеть лицо Хамдана, когда тот узнал в чернокожем и чернокудром мужчине, закутанном в пестрый саронг, арранта! Вот и возражай ему после этого, и толкуй, что ничего-то интересного он на улице Оракулов не увидит…

Против гадальщиков и предсказателей, испокон веку селившихся и занимавшихся своим ремеслом на улице Оракулов, телохранители ничего не имели. Не по душе им было намерение Эвриха посетить храм Мбо Мбелек, заслуженно пользующийся в Мавуно столь же дурной славой, сколь и само это Божество — или, вернее, одно из Трех Божественных начал. Породившее или зачавшее Хаг-Хагора, Белиора и еще дюжину не слишком благоволящих к людям Богов и Богинь, принимавшее то женское, то мужское обличье, Мбо Мбелек было изменчиво, коварно и непредсказуемо. К нему прибегали лишь совершенно отчаявшиеся, и милость его могла обернуться бедой, а гнев и недовольство — способствовать преуспеянию. Исстари считавшееся покровителем предсказателей, воров, разбойников, «дев веселья», шулеров и сводниц, Божество это вызывало у добропорядочных граждан империи страх и отвращение.

Святилище его располагалось в соответствующем районе города и, несмотря на притеснения власть имущих, имело изрядное количество почитателей, знакомиться с которыми лекарю-арранту не было, по мнению телохранителей, никакой необходимости. Эврих, естественно, думал иначе. Раз уж недобрые Боги с весьма скверной репутацией существуют в пантеоне Мавуно, значит, зачем-то они нужны, и понять их роль в жизни обитателей империи несравнимо интереснее, чем место, занимаемое, скажем, Тахмаангом. С тем-то и так все ясно, а Мбо Мбелек было единственным в своем роде, ибо ничего подобного в других религиях арранту не встречалось. Да и в район трущоб, по старинке прозываемый Гнилой падью, он давно намеревался заглянуть, и ворчание телохранителей, конечно же, не могло его остановить.

Прежде всего он подошел к двум приглянувшимся ему оракулам. Сначала к болезненного вида мужчине с отстраненным, немигающим взглядом человека, смотрящего внутрь себя. Предсказатель не был похож на шарлатана и, судя по его наряду, пришел в Город Тысячи Храмов из какой-то южной провинции. Бедра его были обернуты шкурой пятнистой антилопы, на груди красовалось ожерелье из косточек человеческих пальцев, у пояса висела большая раковина. Длинная клиновидная борода и медный полумесяц, укрепленный на повязке из змеиной кожи, которой были перехвачены надо лбом вьющиеся, достигавшие талии волосы, делали его похожим на пророка, а когда он вытащил из обтянутого Тахмаанг знает чьей кожей ларца предназначенные для гадания крысиные черепа с врезанными в них непонятными серебряными значками, Эврих был совершенно очарован. Если даже перед ним был жулик, то относился он к своему делу в высшей степени серьезно и заслуживал уважения хотя бы за одно это.

Трижды раскладывал предсказатель крысиные черепа в разной последовательности на пестром коврике, представлявшем круг, разделенный на цветные треугольники и разбитый затем на еще более мелкие фигуры наложенными сверху квадратами. Трижды, бормоча себе под нос мантры на незнакомом арранту диалекте, кидал он цветные кубики, инкрустированные такими же серебряными значками, что и крысиные черепа, после чего торжественно изрек: «О юноша! Надлежит тебе знать о четырех вещах, которые неизмеримо важнее, чем ты думаешь. Это твои годы, твоя вина, твои враги и твои ошибки…»

Гороподобная гадалка тоже была недурна. Густые, выкрашенные в красный цвет волосы ее были свиты в жгуты и собраны в пучок на макушке, а вокруг пучка, словно ленточка, была завязана кобра, почитавшаяся в Мавуно священной тварью. Огромные полушария чудовищных грудей покрывала затейливая трехцветная татуировка, изображавшая глаза, помещенные в разинутые клыкастые пасти. Многочисленные, выточенные из белого, зеленого и черного нефрита браслеты покрывали магические символы, смысл которых был для Эвриха темен, но, безусловно, имелся, ибо телохранители его взирали на них с нескрываемым ужасом и отвращением. Любопытно, что гадалки и предсказатели почти не пострадали во время охоты на колдунов. По одной версии, они сумели предвидеть грядущую бойню, по другой же — благодаря тому, что жили кучно, успели, получив предупреждение, дружно покинуть Гнилую падь прежде, чем до них добрались настатиги Триумвирата.