Павел Молитвин - Тень императора

Да полно, какая разница, кто что подумал и какими чувствами руководствуется её любимый? Главное — он свободен и зовет её с Тартунгом в путешествие. В Саккарем. Он не желает оставлять своих товарищей в стране, где вот-вот вспыхнет мятеж, и этого довольно. Все остальное будет зависеть от нее.

Афарга рассмеялась, Тартунг глянул на неё как на помешанную, Эврих ободряюще улыбнулся им, и тут Яргай растворил ведущую в переулок дверь.

Гушкавары высыпали из «Дома Шайала» и устремились по узкой и неровной, едва освещенной лунным светом улочке, зажатой между громоздящимися друг на друга хижинами, в сторону Закатных холмов. Они прекрасно знали все окрестные перелазы, щели и закоулки и растворились бы в ночи, подобно теням, если бы за ближайшим поворотом их не окликнул привыкший отдавать приказы голос:

— Кто такие? А ну стой на месте!

— Бей! — рявкнул Яргай.

Засвистели стрелы, лязгнули мечи, послышался топот множества ног. Вопли приверженцев Кешо слились с яростными криками гушкаваров. Пронзительно запели дудки стражников, призывавших товарищей на подмогу.

— Аль-Чориль может быть довольна — без шума не обошлось, — с дрожью в голосе пробормотала Афарга, тщетно тараща глаза, дабы понять, где тут свои, где чужие.

Страшный ночной бой кипел вокруг нее, словно штормовое море. Лязг стали, призрачные блики лунного света, вспыхивавшие на мечах и наконечниках копий, стоны раненых, хрип умирающих и чадный дым от горящего «Дома Шайала» что-то сдвинули в её сознании. Мир утонул в кровавом тумане, сердце сковал животный ужас, уже испытанный ею прежде, при виде несущихся в атаку слонов. Но тогда — если не считать помрачения, накатившего на неё в «Птичнике», — это был её первый бой. Теперь же, сделав чудовищное усилие, она все же совладала с собой. Отступила слабость: сердце уже не екало и не замирало, но гнало кровь по жилам мощно и ровно. Алая мгла рассеялась, страха как не бывало. Сцепив зубы и упрямо наклонив голову, Афарга выхватила кинжал и кинулась в гущу сражения.

Перед ней замелькали развевающиеся плащи, кожаные доспехи, ощерившееся лицо занесшего меч стражника в круглом шлеме с опущенной на нос стрелкой, а потом чья-то рука, ухватив её, точно тонущего щенка, вырвала из рокочущего водоворота и отшвырнула в сторону. И голос — Яргая, Майтата или ещё какого-то гушкавара? — гаркнул в самое ухо: «Где же твоя магия, ведьма?!»

А ещё чуть позже Тартунг, встряхнув её за плечи, проорал:

— Останови подкрепление! Иначе всем нам гибель!

Вспыхнувшие рядом с «Домом Шайала» постройки осветили Кривой переулок и толпу стражников, спешащих на помощь товарищам. В ржавых из-за рыжего света плащах и шлемах, с ржавыми мечами, копьями и щитами в руках, они быстро преодолевали подъем, и отделяло их от Афарги всего шагов двадцать пять-тридцать, когда в памяти её само собой всплыло то самое, нужное заклинание. Губы начали выговаривать слово за словом, а огненный, жгущий грудь шар, разделившись на два потока пламени, потек по плечам, по рукам, раскалил до невозможности пальцы и с последним произнесенным ею звуком плеснул двумя ало-белыми волнами, которые, слившись воедино, накрыли атакующих.

Это было так восхитительно, что девушка, радостно хихикнув, вновь вытянула руки вперед. Какое счастье! Какое полное освобождение! О, Алая Мать и Великий Дух, как здорово уметь переплавить всю боль и унижения, все сомнения и разочарования в такой вот всеочищающий огненный шквал!..

Теперь уже ей не надо было шептать заклинания. Пламя устремилось по жилам, повинуясь одному лишь мысленному приказу, и новая волна ослепительного огня накрыла полуобгорелые трупы стражников и тех немногих, кто пытался уползти или только что выскочил из нижнего проулка.

— Довольно, Афарга! Там уже никого нет! — Голос Эвриха донесся до неё откуда-то издалека, и она не стала вникать в смысл его слов. Зачем? Она ещё успеет выслушать его увещевания. Позже. Когда вполне отведет душу.

Бело-алая волна обрушилась на угловой дом, и он запылал, подобно факелу.

— Как хорошо… — тихо и мечтательно пробормотала девушка. Так же легко, хорошо и радостно ей было в «Птичнике», вот только там не следовало привлекать к себе внимания, а здесь Аль-Чориль сама просила, чтобы они пошумели.

— Афарга, они приближаются с верхнего конца Кривого переулка! Обернись, иначе будет поздно! — Тартунг схватил её за плечо и тут же с воплем отдернул руку.

— Зачем же ты?.. — с сожалением спросила Афарга, оборачиваясь, и тут же забыла о юноше. Мельком взглянула на оцепеневших гушкаваров, валяющиеся подле них тела и подняла глаза на стражников. Остановившиеся в начале Кривого переулка вооруженные тяжелыми луками воины медлили стрелять, с недоумением прислушиваясь к выкрикам бежавших с поля боя стражников. Перебить кучку разбойников ничего не стоит, а вот чушь, подобную той, что несут эти горе-вояки, не каждый день услышишь. Разве что от ветеранов, сражавшихся ещё против колдунов, поддерживавших самозванца Димдиго…

Афарга вскинула руки, вытянула их в сторону лучников, с сожалением чувствуя, как истаивает в груди жаркий огненный шар. Его уже не хватало для полноценного посыла, но ради того, чтобы эти глупые воители перестали смеяться, она выскребет остатки сил и… Она напряглась так, что в спине хрустнуло и перед глазами поплыли черные пятна. Однако пламя все же потекло по рукам и ослепительный шквал унесся в конец Кривого переулка, сжигая и сметая все на своем пути. И, глядя, как корчатся и истаивают фигурки незадачливых лучников, девушка ощутила сначала удовлетворение, а потом странную, непривычную пустоту. Как будто кто-то выдернул из неё стержень, вынул сердцевину и пустая шкурка медленно оседает на качающуюся, уходящую из-под ног землю…

— Расскажи мне поподробнее о внезапной кончине Кешо, — попросила Ильяс Газахлара.

— Что ж я могу тебе рассказать? — удивленно вскинул брови владелец «Мраморного логова» отец опекунши императора Ульчи. — Как всем известно, он умер от злоупотреблений. Лекари утверждают, что у него остановилось сердце.

— Разумеется, остановилось. У всех покинувших этот мир останавливается сердце. У одних — от удара мечом, у других — от наброшенной на шею удавки, у третьих — под топором палача, — сухо ответствовала Ильяс, заглядывая в глубину огромного бассейна, где среди стеблей белых лилий плавали золотисто-красные рыбки. Бассейн занимал половину Зала Алых Цапель, считавшегося любимым местом работы скоропостижно скончавшегося самозванца. — Я не спрашиваю тебя о том, что общеизвестно, меня интересует, что произошло с Кешо в действительности.

Газахлар провел ладонью по гладкой, как шар, голове — он все ещё не мог привыкнуть к тому, что тело его полностью лишилось волос после перенесенной болезни. Окинул взглядом уставленный вазами с фруктами столик и, поколебавшись, кинул в рот щепотку кишмиша.