Михаил Бабкин - Чары старой ведьмы

– Вот он, – Олаф с печальным видом протянул Тимке красный молоточек, который держал в руке, – я его вынул из твоего кармана, когда одежду на тебе менял. Ты уж извини, что я его не потерял, – волшебник виновато развел руками. Мальчик с неохотой взял протянутый ему молоточек, прижал его к груди.

– Я помню, что в прошлый раз, именно на этом месте, сказал: «Неужели я вас больше никогда не увижу?» – задумчиво произнес Тимка, – а мне кто-то ответил…

– Никогда не говори «никогда», – хором отчеканили Олаф, Боня и Каник, переглянулись между собой и расхохотались.

– Вот так оно лучше! – обрадовался Тимка, повернулся к золотым створкам и сильно стукнул по ним молоточком. По тонкой щели стыка. И молоток не разбился, не рассыпался в пыль, как должен был бы после открывающего удара! А остался у мальчика в руке, целый и невредимый.

Створки неспешно раздвинулись, скользя по стенам пещеры – за ними открылись обшарпанные дверцы обычного лифта стандартной многоэтажки. Лифта из тимкиного подъезда.

Тим протянул руку к кнопке вызова и, не оглядываясь на друзей, нажал ее. Дверцы лифта раскрылись и мальчик вошел в тускло освещенную кабину. Тимка все же обернулся, отсалютовал всем молоточком и нажал кнопку своего этажа; дверцы с лязгом закрылись. Последним, что услышал мальчик, был деловитый голос дракона:

– А теперь, может, по кофейку? Я мигом…

…Тимка вошел в свою комнату. За окном был все тот же яркий летний день – день, когда он попал в волшебную страну. Раздавленный будильник все так же лежал на полу возле кровати, все так же мерно капала вода из крана на кухне. Словно и не было ничего – ни Закрытого королевства, ни путешествия в искаженный змеиным проклятием мир. Ни самой замороженной Змеи.

Тимка устало сел на стул возле кровати, уронил сумку на остатки будильника и замер, сгорбясь. На душе у него, непонятно почему, было плохо. Очень плохо. Словно беда с ним какая приключилась…

– Вот все и кончилось, – сказал он сам себе. – Я дома. Но почему тогда мне так грустно?

Тимка высыпал содержимое сумки на кровать и стал бесцельно перебирать вещи. Пара банок консервов с королевским гербом, скакулий кинжал, почему-то ручка от «трического» меча, драконий стаканчик. И отдельно – емкий тяжелый сверток из красной материи. Тимка развернул его: это была бонина мантия, еще сырая от пролитого на нее чая. В которую была завернута золотая королевская корона, с бриллиантовыми украшениями.

– Чокнуться можно, – равнодушно сказал мальчик, оглядывая драгоценную находку, – ну и Боня! Ну и король-растеряха. Или он это мне специально подсунул? Как сувенир, – Тимка оттолкнул корону в сторону, взял драконий стаканчик, рассеянно покатал его в руках. Приложил к глазу…

В глубине драконьей пещеры, возле камина, за крепким дубовым столом сидели Каник, Бонифаций и Олаф. И сосредоточенно, не разговаривая друг с другом, пили кофе. Скучно пили. Наверное, думали о вечности.

– Боня! – звонко крикнул Тимка в стакан, – Олаф! Каник! – и завизжал так, что чуть сам не оглох.

Вся троица одновременно вздрогнула и с удивлением повернулась к мальчику.

И Тимка счастливо засмеялся: похоже, ничего еще не кончилось. Ничего.