Михаил Бабкин - Хитник

– Наконец-то, – обрадовался Модест. – Давно пора! Вот теперь и по-людски переночевать можно, с тёплыми одеялками-подушками… эх, лепота! – Бабай, для удобства переложив спящего Федула на плечо, потянул дверь за никелированную ручку и, не раздумывая, вошёл в новоявленный мини-замок.

– А то, – согласился Глеб, входя в «Экономикон» следом за бабаем. На всякий случай закрыв за собой дверь на массивную щеколду, парень осмотрелся по сторонам – как оказалось, внутреннее убранство гостиничного холла полностью соответствовало «экономному» названию гостиницы. Тусклый плафон над дверью – то ли газовый, то ли масляный – высвечивал спартански непритязательную обстановку: пара тёмных окон по обе стороны двери, покрытый дешёвым линолеумом пол и непонятного цвета бумажные обои на стенах. Ещё ряд пластиковых стульев вдоль правой стены и невысокая стойка портье у другой – больше на первом этаже ничего примечательного не имелось.

В конце холла, наискосок перечеркнув дальнюю стену от первого до второго этажей, протянулась деревянная лестница – широкая, с прямыми ступеньками и поручнем. Общая планировка «Экономикона» напомнила Глебу виденные в кино-вестернах салуны: опоясывающий второй этаж балкон с заграждением и, конечно же, двери, ведущие в номера. Для полноты впечатления не хватало только пьяных ковбоев, визжащих девочек и регулярных выстрелов в потолок… хотя, как подумал Глеб, дело это наживное, местные селяне быстро освоятся.

Тем временем бабай, покряхтывая от усталости, поднялся на верхний этаж, открыл первую попавшуюся дверь и заглянул внутрь комнаты.

– Нормально! – крикнул сверху Модест. – Койка есть, бельё тоже. Я Федула тут уложу, а сам в соседний нумер определюсь, поди, они все здесь свободные, – бабай скрылся за дверью.

Глеб направился было к лестнице, когда в спину ему донёсся свистящий шёпот:

– Товарисч, а товарисч! – Глеб, едва не подпрыгнув от испуга, оглянулся: из-за стойки портье медленно, как усталая подводная лодка, поднимался некий гражданин устрашающего вида. Железный шлем, помятый медный панцирь и зажатая в руке рогатка не оставляли сомнений в том, что перед Глебом находился один из участников прошлой охоты. Вернее, из неучастников – наверняка перебрал пива и уснул под столом, не попав на разборку с призраками. Зато пережил удары огненных, ледяных и останавливающих боллов, пожар, вырезание корчмы из реальности плюс все её последующие колдовские изменения… Да, подобных лишений, ясен пень, в трезвом уме и твёрдой памяти никому не вынести! Глеб с умилением смотрел на нечаянного естествоиспытателя, ощущая, наверное, тоже самое, что испытывал академик Павлов, глядя на выжившую в опасном эксперименте собачку.

– Товарисч, – заговорщицким шёпотом продолжил незнакомец, – подскажите, где я? И почему? И вообсче, может, я крепко сплю и вы мне просто снитесь? Дайте подтверждение, товарисч!

– Да, вы спите, – замогильным голосом ответил Глеб, – и вам снится удивительный сон. Продолжайте отдыхать дальше, товарисч, не отвлекайтесь на всякие пустяки.

– Вас по-о-онял, – с растяжкой сказал гражданин и так же медленно опустился за стойку, откуда вскоре послышался размеренный храп. Глеб, хихикая, поднялся на второй этаж, нашёл незанятую комнату: разделся, отметился в крохотном санузле и, рухнув на узкую койку, немедленно уснул.

День начался с громких криков на улице.

Глеб продрал глаза, зевнул, встал с кровати и, почёсывая до неприличия отросшую щетину, подошёл к арочному окошку. Окно располагалось над входом в гостиницу, видимость была прекрасная: чистое блекло-синее небо, ни облачка, а стоявшее в зените солнце – аккурат между туманными стенами – намекало о скором обеде.

Поселковые домики отсюда, со второго этажа, казались чистыми и опрятными; вымытые утренним дождём островерхие крыши, покрытые одинаково серым шифером, создавали впечатление армейского единообразия и порядка. Впрочем, милитаристский дух портила разношерстная толпа, неуверенно топчущаяся перед «Экономиконом». Были здесь охотники-рогаточники, но уже без доспехов, мрачно глазеющие на чудную постройку; были и жёны охотников – удивлённо охающие, ахающие, причитающие из-за спин своих мужей. Меж взрослых, путаясь у них в ногах, бегала с криками шустрая ребятня, для которой всё происходящее казалось забавным праздником; вездесущие псины, всю ночь просидевшие взаперти вместе с хозяевами, теперь бурно радовались новому развлечению, добавляя к шуму многоголосый лай. А уж совсем поодаль, изредка поглядывая на всенародное собрание, флегматично паслись козы и коровы – похоже, весь посёлок собрался поглазеть на дивное диво! На превращённую в гостиничный замок погорелую корчму.

Перед народом, взгромоздясь на невесть откуда взятую бочку, ораторствовал Федул, бережно придерживаемый бабаем сзади за свитер – чтоб ненароком с высоты не сверзился. Гном в азарте размахивал ручками и притопывал ножками; издали казалось, что Федул отплясывает на бочке развесёлый английский танец «джигу». Глеб, всё ещё зевая, открыл окно, навалился грудью на подоконник и, рассеянно поплёвывая с высоты на пластиковый козырёк входа, принялся слушать о чём вещает гном: как оказалось, ни о чём. Друг Федул, не жалея красок, расписывал ночное происшествие – разумеется, в лестном для себя виде. Короче, врал напропалую.

– …И тогда великий Снюссер возвестил громово: «Возрадуйся, я пришёл дать тебе свободу! По милости нашего Императора, наслышанного о добрых деяниях твоих, отныне ты – вольный эльф!» И взмахнул он своим огненным посохом, и отпали у меня рога, и объяла меня чудесная благодать, от которой даже застарелый насморк сразу прошёл… И воскликнул я криком сильным: «О великий маг! Помоги славным жителям Перекрёстка, верни им корчму, не дай ей сгореть. Ибо это их радость, очаг вечерних бдений, не лишай же их удовольствия невинного…» И сказал добрый чародей: «Да будет так!» В тот же миг грянул страшный гром, затряслась земля и свершилось то, что свершилось…

– П-подтверждаю, – к бочке-трибуне, бесцеремонно расталкивая зрителей и заметно пошатываясь, выбрался знакомый Глебу «товарисч» в медном панцире, но уже без шлема. – Я всему тому свидетель! Всё видел самолично, чтоб мне лопнуть, коли вру… В подвале вина и пива – завались! Вино замечательное, я уже проверил вместе с товарисчем Мо… Модестом, ни одного бочонка не пропустил, аж замаялся малость. А есчё окороков, да солений-копчений, да колбасы без счёту… Знатный подарок, – устав от произнесённой речи, «товарисч» привалился спиной к трибуне и затих, безвольно уронив голову на грудь. Видимо, дала себя знать тщательная проверка винных запасов.

– И потому, славные граждане Перекрёстка, – сделав многозначительную паузу, с надрывом воскликнул гном, – учитывая мои заслуги перед обществом, я прошу вас о необременительной помощи: снабдить меня на дорогу к вольной жизни сообразным капиталом, дабы я не бедствовал и не христарадничал в пути, – Федул патетически воздел руки к солнцу. – Небо не забудет вашей доброты! Типа того, ага.