Сергей Шведов - Калинов мост

– Я вас умоляю, господа хорошие, разве ж это техника. Вот в Атлантиде, это да. Сел в деревянную телегу и полетел. А у этих даже мигалки нет. Чекисты называются.

– Ты ври, да не завирайся, – обиделся на драматурга Василий. – Телеги у него летают.

– Летают! Вон оборотни не дадут соврать.

Мы с Ключевским, однако, промолчали, дабы не обижать капитана и без того обиженного федеральным бюджетом. Я уж не говорю о том, что меня способ передвижения вполне устраивал. Только очень избалованные комфортом люди могут утверждать, что тридцать километров в час, это курам на смех. Попробовали бы они проскакать сорок верст по пыльным дорогом Апландии в седле или проскрипеть в карете, вот тогда бы они поняли, что все-таки есть разница между раем и адом. Я считал, что сейчас мы находимся в раю, Ираклий Морава крутил пальцем и виска и морщился от проникающей в салон автомобиля бензиновой гари. Но недаром же говорится, что все познается в сравнении.

– А мы куда едем? – встрепенулся Василий.

– К Пинчуку, куда ж еще, – немедленно откликнулся Морава. – Он с Поклюйским на дружеской ноге. Без него к Серапиону лучше не соваться, да еще в день ответственного концерта.

Гениальный столичный режиссер пребывал в творческом поиске. Это сразу бросалось в глаза даже такому неискушенному в театральном бытии человеку, как я. Небольшого роста полноватый человек бесновался в пустом зрительном зале и метал молнии в сторону притихшей сцены, где стыли истуканами несчастные артисты. Чем они прогневили Пинчука я так и не понял, но гнев громовержца был воистину страшен. Его побагровевшее от прилива крови лицо могло напугать кого угодно, но только не Ираклия Мораву. Драматург раскованной походкой приблизился к владыке театрального Олимпа и небрежно похлопал его по плечу. Мы ждали катаклизма с ударами по лицу, но, к счастью, все обошлось. Гениальный Пинчук опознал собрата по нелегкому ремеслу и сменил гнев на милость.

– А это ты, Ванька.

– Вот, Валера, – повел рукой в мою сторону Ираклий. – Прототип.

– Иди ты, – не поверил Пинчук. – А почему он одет так странно?

– Одет он согласно статуса. Я же тебя предупреждал, Валера, – это реализм, а ты опять ударился в постмодернистскую лабуду.

– Не смеши меня, Ираклий, какой может быть бог Велес в наше время.

– А Аполлон?

– Это ты про новый проект Поклюйского, что ли?

– Нет, это я про олимпийского бога Аполлона Гиперборейского.

– За что я тебя люблю, Ванька, так это за полный отрыв от нашей убогой действительности и умение воспарить душой в небеса. Учитесь, господа.

Последние слова предназначались, видимо, актерам, которые отреагировали на них судорожными вздохами.

– Поехали к Серапиону, Валера. Я хочу, чтобы ты проникся атмосферой истинного язычества и стряхнул с себя оковы вселенского скепсиса. Ты же художник, Пинчук, творец, неужели тебе не хочется пообщаться с богами?

– Слушай, Ираклий, у меня же репетиция. Я в поиске, а ты, вместо того, чтобы помочь, отрываешь меня от дела. Никуда я не поеду, и не проси.

– В таком случае, я тебя арестую. Действуйте, товарищи.

Миша и Вася ждать себя не заставили и тут же предъявили скептически взирающему на мир режиссеру служебные удостоверения. Удивление Пинчука было столь велико, что на минуту он даже потерял дар речи. Ситуация действительно выглядела фантасмагорической. Заслуженного деятеля искусств не арестовывали, правда, а всего лишь задерживали, как пояснил корректный Василий, и ни где-нибудь, а в храме Мельпомены. Было от чего впасть в прострацию не только Пинчуку, но и актерам.

– Но за что? – потрясенно спросил режиссер.

– За противоестественную связь с олимпийскими богами, – солидно пояснил Михаил. – Пройдемте, гражданин.

Потрясение трупы было столь велико, а наши действия столь стремительны, что никто из демократически настроенной общественности не успел выразить не только протест, но даже порицание. Только на выходе неожиданно для себя мы попали под объектив телекамеры, и какой-то одетый в кожу молодой человек метнулся к нам с микрофоном.

– Что происходит?

– Конец света, – важно прокомментировал Ираклий Морава, влезая в салон машины вслед за вконец сбитым с толку режиссером.

Ловко воспользовавшись растерянностью журналистов, мы быстро скрылись с места преступления. Пинчук молчал еще минут пять, после чего разразился пышной тирадой в адрес представителей специальных служб, дойдя в своих обличениях аж до тридцать седьмого года. Василий, сидевший за рулем, на провокацию интеллигента не поддался и хранил гордое молчание. Пауза, выдержанная компетентным товарищем, произвела на искушенного в системе Станиславского режиссера очень большое впечатление. Оставив в покое капитана он обрушил свой гнев на собрата по искусству, которого обозвал сексотом, Иудой и змеей, неосторожно пригретой на груди благодетеля. Ираклий не хуже Василия понимал значение мхатовской паузы в общении с агрессивно настроенным собеседником, а потому в ответ на все выдвинутые против него обвинения не произнес ни слова. Это царившее в автомобиле зловещее молчание подействовало на режиссера отрезвляюще, он, наконец, пришел в себя и попытался мыслить логически.

– Это что, розыгрыш?

– Не совсем, – снизошел до объяснений Ираклий Морава, – этим товарищам поручено меня охранять во время специального правительственного задания.

Пинчук засмеялся. Смех, правда, был натужным и неестественным. Будучи даровитым режиссером, Пинчук оказался никудышным актером, в чем и упрекнул его сидевший рядом Ключевский.

– Так это ты, Марк! – опознал соседа Пинчук, до сих пор игнорировавший нас с Ключевским в силу пережитого потрясения. – А вас, простите, как зовут?

Вопрос был обращен ко мне, и я, как человек воспитанный, не замедлил с ответом:

– Вадим Чарнота.

– Вы тоже из этих? – кивнул Пинчук на Василия.

– Нет, я по другому ведомству.

– Он бог Велес, – отозвался с переднего сидения Ираклий.

– Не морочь мне голову, ренегат! – огрызнулся в сторону драматурга режиссер.

– Вадим, – взмолился Ираклий, – покажи этому Фоме Неверующему пару магических фокусов, иначе он не успокоится.

Я не верил, что магия сработает в пропитанном скепсисом и атеизмом городе, а потому без раздумий произнес свое самое страшное заклятие «Мкрткртрчак». Увы, я ошибся в расчетах: заклятие сработало, да еще как. Во-первых, сверкнула молния и грянул такой гром, что потрясенный Василий не удержал руль и врезался на полном ходу в бампер идущего впереди роскошного «Мерседеса», во-вторых, мы с Марком мгновенно метаморфизировали до естественного для нас, но непривычного неискушенному глазу состояния. Обнаружив себя сидящим между двух волосатых чудовищ, даровитый режиссер Пинчук издал громкий вопль и потерял сознание. Но на этом наши неприятности не закончились, ибо обиженный нами «мерс» был под завязку набит крутыми ребятами, горевшими праведным гневом. Наше с Марком появление из салона проштрафившегося автомобиля не только разрядило скандальную ситуацию, но и рассосало возникшую было на дороге пробку. Мне даже не пришлось прибегать к своему знаменитому «крибли-крабли-бумс», поскольку наши оппоненты отказались от дискуссии раньше, чем я успел открыть рот, и ретировались с места происшествия со скоростью, вызывающей уважение. К сожалению, наши сильно увеличившиеся габариты мешали комфортному передвижению, и нам с Марком пришлось немного постоять на виду у теснившихся на тротуаре зевак, пока не произошла обратная метаморфоза.