Сергей Шведов - Варяжский сокол

Ган Карочей понимал очень даже хорошо. Костяк пешей рати составляли асы во главе с преданными и Бегичу, и кагану Тургану вождями. Теперь они гниют в чужой земле, и гану Бегичу уже никогда не стать каган-беком.

– Что мне передать Жучину?

– Скажи, что боярин Воислав успел стать ротарием и теперь служит в дружине новгородского княжича Избора. И еще скажи, что главные свои силы атаманы собирают вокруг Варуны. И эту крепость так просто Обадии не отдадут. А сколько конницы у каган-бека?

– Тридцать пять тысяч.

– Много, – покачал головой Воислав. – Почти в три раза больше, чем нас.

– А скифские и славянские племена русов поддержали?

– Пока нет, – покачал головой Воислав, – но это вопрос времени. До свидания, ган, желаю тебе уцелеть в кровавом угаре. А это письмо передай Жучину. В нем сведения о крепости и ее слабых местах.

– Подставляешь меня, ротарий?

– Нет, ган, ты ведь не умеешь читать, – усмехнулся Рерик. – Письмо только не потеряй, ибо платой за эту потерю будет твоя голова.

Карочею ничего другого не оставалось, кроме как отвесить князю поклон и выскользнуть на свежий воздух. Сто гвардейцев и полсотни хазар все так же спокойно сидели в седлах, не подозревая даже, что из-под соломенных крыш белых мирных хат в них целится сама смерть. Не скажи Воислав гану о засаде, он, скорее всего, не увидел бы падающей из-за угла хлева тени и чуть примятого стога в соседнем дворе. Надо отдать должное ротариям, они умели заметать за собой следы.

На краю станицы Карочей все-таки не выдержал и, воровато оглянувшись по сторонам, кивнул двум гвардейцам:

– Проверьте погреба.

– Зачем? – удивился сотник Акмат.

– Квасу хочу, – криво усмехнулся ган. – В горле пересохло.

Гвардейцы лениво спрыгнули с коней и не спеша отправились выполнять поручение гана, зато вылетели они из-за изгороди испуганными кошками.

– В чем дело? – гаркнул на них Акмат.

– Погреб доверху набит трупами.

Гвардеец, судя по всему араб, коверкал тюркские слова, мешая их со славянскими, но Карочей его понял и поспешно провел ладонью по разом вспотевшему лицу.

– Вот, – косноязычный араб протянул гану серебряную пластину с изображением гепарда, на золотой цепочке. Такие знаки носили на груди ближники кагана, в знак уважения к верховному вождю Хазарии. Эта пластина могла принадлежать либо гану Бегичу, либо тюркскому гану Себеку. Следовательно, это кто-то из них лежит сейчас в погребе, ставшем могилой.

– Колодец тоже доверху набит трупами, – тихо сказал Карочею хазар Хвет. – Самое время убираться отсюда, ган.

Совет дан был дельный, и Карочей с удовольствием ему последовал, огрев плетью разгорячившегося коня. За спиной у гана полыхнуло огнем. Судя по всему, мечники Воислава подожгли станицу. Карочей оглянулся на чадящие черным дымом хаты и поспешил прочь от страшного места.

В шатре каган-бека скифа уже ждали. Обадия сидел в кресле у небольшого столика, на котором стоял кувшин с вином и три кубка. Беки, Ицхак и Вениамин, устроились на широкой лавке. Все трое, как по команде, вскинули на вошедшего Карочея глаза. Ган подошел к столу и аккуратно положил на стол кусок пергамента и пластину.

– Письмо от Черного Ворона? – с усмешкой спросил Жучин.

– Да.

– А пластина?

– Скорее всего, от гана Бегича. Сейчас его труп догорает в станице Горячей, которая, похоже, решила оправдать свое название.

– Станицу поджег ты?

– Нет, Воислав.

– Это тот самый боярин, которого дурак Красимир назвал Черным вороном? – спросил Обадия у Жучина.

– Он самый, – кивнул Ицхак, разворачивая послание.

Карочей поискал глазами, где бы присесть, но, увы, в шатре кроме кресла и лавки, уже занятой уважаемыми беками, ничего подходящего для сидения не нашлось. В отдалении правда стояло ложе каган-бека, но Карочей не рискнул им воспользоваться, боясь запачкать пропыленной одеждой покрывающую его золотистую ткань.

– Значит, в Горячей гана Бегича ждала засада? – спросил Жучин, откладывая в сторону письмо.

– В станице прятались три тысячи ротариев, еще семь тысяч стояли за древним курганом.

– Ты там был? – спросил Обадия.

– Воислав сказал, что все трупы с поля боя уже убрали, погрузили на телеги и свезли в яр.

– Зачем?

– Следы заметали, – пожал плечами Карочей. – То ли был здесь Бегич, то ли его не было. Мы здесь седмицу могли простоять, ожидая пехоту. А станицу боярину приказали сжечь, но он решил прежде с нами повидаться. Скользкий он человек, беки, я бы на вашем месте ему не доверял.

– Но ведь про Бегича он не солгал? – вопросительно глянул на гана Обадия.

– Я трупы в колодце собственными глазами видел.

Лицо каган-бека на всем протяжении разговора оставалось невозмутимым, словно потеря одной пятой войска для него ничего не значила. Карочей знал Обадию вот уже почти полтора десятка лет, но так до сих пор не понял, о чем думает и к чему стремится этот в общем-то еще молодой человек. То есть стремился-то он к булаве, но, похоже, власть была для него не целью, а только средством. Истово верующим Карочей Обадию не назвал бы. Многие уважаемые рабби обижались на то, что сын кагана не соблюдает посты и обряды, предписываемые Яхве, и тем самым подает дурной пример вновь обращенным ганам. Впрочем, среди рахдонитов находилось немало таких, которые считали, что бог Яхве не примет чужих и пропуском к престолу Всевышнего может быть только кровь сефарда. И лучше, если эта кровь будет лишена примесей. В Обадии же слишком заметна была туранская и славянская кровь, унаследованная от деда Битюса, а от матери рахдонитки он взял только большие карие глаза, обрамленные длинными ресницами. В последние годы каган-бек отпустил небольшую бородку и усики, еще более усилившие его сходство с дедом Битюсом. Несмотря на близкое родство, он не походил на Ицхака Жучина ни лицом, ни телосложением. Ицхак был мужчиной среднего роста с типичным для сефарда лицом и черными как смоль волосами. Обадия превосходил его ростом едва ли не на полголовы, а шириной плеч в полтора раза. Силой он обладал неимоверной и на бойцовском кругу легко расправлялся со своими противниками. Вопрос состоял только в том, куда он направит свою бьющую через край энергию и силу. Нет, не зря каган Турган опасается своего сына: люди такого сорта рождаются редко, но непременно для великих дел. И если Обадия не потеряет голову в самом начале пути, то рано или поздно он своего добьется. Скорее всего, Рерик был прав в своих предположениях: ган Бегич мешал Обадии, и он его устранил с помощью русаланских мечей, а то, что при этом погибло пять тысяч хазар, не слишком волновало сына Тургана.

– Ган Бегич был слишком самоуверен, – счел нужным высказаться бек Вениамин, – мир его праху. Даже приняв истинную веру, он во всем полагался на племенных божков.