Стивен Дональдсон - Сила, которая защищает

И тут до Кавенанта дошло, почему Лорд Фоул проявлял по отношению к нему такую явную снисходительность и тратил свое время на разговоры с ним, вместо того чтобы просто оторвать ему палец и взять кольцо. Лорд Фоул боялся, что Кавенант тайно владеет вольной магией, что, смертельно рискуя на Испорченных Равнинах, в Убийственном Жаре и Раздробленных Холмах, а затем позволив захватить себя в плен, он просто скрывает свою силу; и делает он это для того, чтобы обмануть бдительность Лорда Фоула, напасть на него неожиданно, застав врасплох.

И у Фоула были основания для таких опасений – так или иначе. Посох Закона больше не существовал.

У Кавенанта молнией мелькнула мысль, что, сыграв на этом страхе Презирающего, он может каким-то образом помочь себе. И тут же понял, что не станет этого сделать – ради себя самого, ради того, чтобы его стойкость не дала трещину под давлением собственной же двуличности.

– Я не знаю, как пользоваться дикой магией. – Из-за опухших губ ему было очень трудно говорить. – Не знаю, как вызвать ее. Но знаю, что в Стране она – реальная сила. И знаю, каким образом можно привести ее в действие. Я знаю, как покончить с этим кровавым ледником, который ты тут устроил.

У Презирающего не осталось никаких сомнений. Он дико закричал, буравя взглядом Кавенанта:

– Ничего ты не можешь! Все, я достаточно терпел твое высокомерие! Говоришь, ты прокаженный? Но ты пока не знаешь по-настоящему, что такое проказа. Я покажу тебе это!

И тут же его сила бросилась на Кавенанта со всех сторон, словно мириады взбесившихся ос. Пустая тень Презирающего стала расти все выше и выше, наливаясь мощью, пока и Кавенант, и Мореход, и тронный зал по сравнению с ней не стали ничтожно малы; казалось, она заполнила собой все Ясли, а может быть, и весь мир. Кавенант почувствовал, что погружается в разверзшуюся перед ним бездну. Он закричал, моля о помощи, но никто не помог ему. Точно раненая птица, он лежал на спине, не в силах пошевелиться.

Запах эфира усилился, когда безжизненный голос над ними произнес:

– Пади ниц предо мной и я спасу тебя.

Мгновенно яростное, нестерпимое желание так и сделать пронзило его душу. Отчаяние колоколом билось в мозгу, пытаясь сокрушить его решимость, он чувствовал себя растоптанным, почти погибшим – и все же не сдался, сохранив верность самому себе. Он был прокаженный; Страны на самом деле не существовало; он не собирался добровольно обрекать себя на смерть.

Изо всех сил, на какие только был способен, он стиснул свое кольцо.

Боль взорвалась в черепе, кромсая его на клочки, точно хищные когти рвали саму плоть мозга. Боль была как огромная приливная волна, с помощью которой Фоул пытался сокрушить дамбу его решимости или перелиться через нее. Но Кавенант был слишком истерзан; руки и ноги ничего не чувствовали – в том числе и боли; холод так глубоко проник внутрь тела, что оно онемело. Он был почти трупом – и это позволило ему остаться непоколебимым в своем внутреннем сопротивлении.

Тогда Лорд Фоул попытался проникнуть внутрь него, слиться с ним воедино. Это предложение тоже казалось соблазнительным – он знал, что сразу же исчезнут боль и непроходящая тревога, не дававшие ему спокойно жил”. Но он уже так давно шел по своей дороге, что не способен был свернуть в сторону или отступить. Ведь он был Томас Кавенант, Неверящий и прокаженный. Он отказался.

Боль отступила так же внезапно, как до этого возникла. Осталось лишь хорошо знакомое оцепенение, отсутствие всяких ощущений, но к нему добавилось странное чувство, будто где-то в этой огромной черной бездне он потерял самого себя.

Точно он был нигде, окруженный ничем; он пристально смотрел на свои руки, как будто надеясь в них обнаружить объяснение тому, что происходит.

На первый взгляд они выглядели вполне обычно – крепкие, несмотря на их истощенность; отсутствие двух пальцев на правой руке напомнило о его ущербности, заставив безмолвно застонать. Но кольцо было на месте, свободно болталось на указательном пальце, точно такое же, как всегда – если теперь это имело хоть какое-то значение.

И вдруг он заметил, что руки начали покрываться красными пятнами – на пальцах, на суставах, на тыльной стороне ладоней. Постепенно увеличиваясь, эти жуткие пятна источали гной, выступая точно волдыри и захватывая все большую поверхность. В конце концов обе руки приобрели вид сплошных язв.

Прямо у него на глазах руки разлагались, как будто он уже стал трупом. Гнилая плоть отставала от костей, смердя, точно зловонный, протухший гриб. Сами кости скручивались, ломались и вновь срастались уже изогнутые, изувеченные. Черные, липкие гангренозные опухоли поползли от запястьев вверх.

Распад и гниение распространялись, корежа кости сначала предплечий, потом и самих плеч; плоть свисала с них, словно рваное тряпье. Поглядев на ноги, Кавенант обнаружил, что то же самое происходит и с ними – ноги были изуродованы уже до колен.

То, что он увидел, заставило его затрепетать от ужаса – это был исход его болезни, конец долгого пути, которым движется каждый прокаженный. Проказа жрала его – и какой смысл теперь оставаться в живых?

Однако в проказе он разбирался отлично; он знал ее так хорошо, точно был ее верный и преданный любовник. Ему было известно, что так быстро развиться она не может. Но и это было еще не все. Он знал, чувствовал, что это мерзкое, гнилостное разложение не было, не могло быть итогом всего его существования. Что бы там ни утверждали его враги.., что бы он сам ни увидел в себе.., он был больше, чем просто обычный прокаженный.

«Нет, Фоул! – внутренне воскликнул он. – Я так просто не сдамся!»

– Том! Том! – закричал измученный, хорошо знакомый голос. Такой же знакомый, как и любимый. – Не упрямься! Посмотри, что ты делаешь с нами!

Он поднял взгляд и увидел Джоан; она держала на вытянутых руках Роджера, их маленького сына. Оба выглядели так же, как и когда он видел их в последний раз – так давно! Лицо Джоан казалось печальным, в глазах застыла мольба, как будто она горько сожалела о том, что им пришлось расстаться, и просила его понять, что заставило ее так поступить. Непонятно почему, она была обнажена. Душа Кавенанта заплакала, когда он увидел то, от чего был теперь отрешен навсегда – ее бедра, грудь и прекрасное, но недоступное лицо.

Роджер жалобно захныкал и повернул беспомощное детское личико к отцу. Кавенант с ужасом увидел, что глаза его тусклы и подернуты пленкой – они были наполовину слепы от проказы. На щеках рдели два неярких красных пятна.

«Фоул! – внутренне взвыл Кавенант. – Будь ты проклят!»

И тут он увидел другие фигуры, возникшие позади Джоан – там стояли Морэм, Лена и Этиаран; Баннор и Хайл Трои. Все лицо Морэма было изъедено желтой гнилью и покрыто страшными волдырями, из глаз непрерывно бежали слезы. У Лены выпали волосы, лысый череп был покрыт отвратительными узлами будущих язв. Этиаран ничего не видела – ужасные бельма застилали ей глаза. Страшно изогнутые, вывернутые конечности Баннора придавали ему уродливый вид. У Троя вместо лица была одна сплошная гангренозная маска, словно мозг внутри его черепа превратился в огромный зловонный гнойник.