Евгений Адеев - Цена чести

Солнце уже склонилось над виднокраем, когда Велигой и его друзья вновь приблизились к перелеску, в котором скрывался разбойничий лагерь. Но теперь их было гораздо больше. Оставив обоз и пленную атаманшу на попечение десятка возниц, остальная часть отряда, вооружившись до зубов, отправилась выручать похищенное добро. Телеги подогнали ближе к перелеску, оставили за соседним холмом.

Велигой, Эрик и Драгомысл с охраной ехали впереди, за ними пешим строем двигались варяги и те из возниц, кто рискнул присоединиться. Тиверец был мрачен, как грозовая туча, его темные глаза блестели, не предвещая разбойникам ничего хорошего. Эрик тоже прибывал в глубокой задумчивости, перед глазами то и дело вспыхивало золото волос очаровательной атаманши.

Красота и зло. Очарование и коварство. Если Велигой не врет, то эта женщина, прекрасная и сильная, как валькирия, и есть воплощение коварства и зла. А витязь не похож на вруна.

— Велигой… — Эрик пустил коня рядом с конем витязя.

Тиверец обернулся. Его лицо, иссеченное глубокими шрамами, в наступающих сумерках показалось Эрику почти черным.

— Ну? — спросил Велигой и вновь перевел взгляд на дорогу.

— Послушай… — Эрик замялся. — То есть, скажи… Нет, в самом деле… Откуда ты знаешь… ну, эту?…

— Златовласку-то? — на лице витязя вдруг ни с того, ни с сего вспыхнула довольная улыбка. — Знаешь, когда охотишься за диким зверем Боги знают сколько времени, днем и ночью, под конец теряешь все следы, и вдруг, когда уже плюнул на все с высокой горы, махнул рукой… во время прогулки по лесу совершенно случайно находишь его в капкане…

— Ни чего не понимаю! — возмутился Эрик. — Капкан, зверь… Говори ты толком!

— Ну, это долгая история, — витязь вновь посерьезнел. — Про Залешанина ты наверняка слыхал, о нем каждая собака на Руси ведает, да и не только на Руси… Ну так вот, как я уже говорил, эта самая Светлана Золотой Волос состояла в его шайке. Народ в банде менялся постоянно, кроме нескольких особо приближенных к атаману, в числе которых была и твоя любушка…

— Велигой Волчий Дух!!! — рявкнул Эрик, хватаясь за топор.

— Прости, прости, это я так… Уж больно ты этой с…стервой заинтересовался. Вот и подумал, что приглянулась. А что, ничего такого в этом нет, девка видная…

— Ты давай, зубы не заговаривай, на то у меня Трувор есть, — прервал его Эрик. — Ты расскажи, откуда ты ее знаешь. И за что так ненавидишь.

— А что тут рассказывать? — пожал плечами Велигой. — Ну, доводилось охотиться за Залешаниновой бандой по княжьему приказу. Сколько они нам, гады, крови попортили — слов нету. Я и Ратибор, который Теплый Ветер, полтора года гонялись за ними по всем окрестностям Киева с сотней отборных дружинников. Кучу своих в лесах загубили, а этим мерзавцам хоть бы хны. Эта вот твоя краса ненаглядная, которую ты героически бросился защищать от моего меча, — хотя в тот момент я отчаянно жалел, что у меня в руках не булава — пробралась ночью в наш лагерь, зарезала во сне четверых, чуть не укокошила Ратибора и смылась, даже не попрощавшись. И в таком вот духе изо дня в день. И что я, после этого, должен к ней нежной любовью воспылать? Опозорились мы тогда, как щенки побитые к князю вернулись… тьфу! Я чуть от счастья не задохнулся, когда ее в том шатре обнаружил. Теперь не отвертится!

Эрик попытался представить себе прекрасную деву, призрачной тенью крадущуюся в ночи, сжимая в руке обагренный свежей кровью нож, но ничего не получалось. В задумчивости ехал дальше, уставившись пустым взглядом в землю.

Сзади подъехали Драгомысл и Сечень.

— Эй, Велигой!.. — весело начал купец, но осекся, напоровшись на раздраженный взгляд витязя, будто на копье.

— За… забодали! — пробурчал тиверец. — Ну, что стряслось? Небо рухнуло? Трувор в волхвы подался? Али Радивоя увидали?

— Да я просто спросить хотел… — несчастным голосом промямлил Драгомысл. — Все ж таки я человек не военный, а торговый…

— Ну так на кой ляд ты с нами поперся, раз не военный? — огрызнулся Велигой. — Сидел бы с обозом, Эрикову любовь караулил…

— Велигой! — взревел Эрик, но витязь только отмахнулся.

— Ты мне вот что скажи, — Драгомысл тоже начал злиться. — С чего ты все ж таки так уверен, что на разбойничий лагерь нужно нападать именно сейчас?

Велигой застонал, закатив глаза.

— Боги мои, этот еще почище Репейки… — пробормотал он.

— Я тебя, а не Богов спрашиваю! — взъярился купец. — И что еще за Репейки такие?

— Потом расскажу… — махнул рукой витязь. — А на счет того, почему сейчас… Поставь себя на место разбойников. У тебя из-под носу сперли не кого-нибудь, а атамана. Что бы ты сделал?

— Ну… выручать бы пошел…

— Правильно. Очень даже может быть, что именно это и пришло им в головы в первый момент. А потом… Ну хорошо, пусть даже решили они ее выручать. Стали судить-рядить, кто поведет шайку на сие благородное дело. И по ходу в чью-нибудь башку, а то и не одну, вдруг возьми, да и стукни мыслишка — а какого Ящера нам вообще эта баба нужна? Что мы, без нее не управимся? А желающих захапать место атамана всегда хватает, у каждого есть сочувствующие. А кто-то, разумеется, будет вообще против такого передела власти… Чуешь? Думаю, что как раз сейчас борьба за место атамана идет полным ходом, а разбойники народ простой, не склонный к словопрениям. Понял теперь, не военный человек?

— Понял, — буркнул Драгомысл. — Не мог сразу ответить. А то репейник какой-то выдумал, небо уронил, Радивоя увидал…

— Кстати, я тебе не рассказывал эту историю? — подал голос обычно немногословный Сечень. — Про Радивоя?

Велигой весь напрягся, навострил уши.

— Нет, — ответил Драгомысл. — А что?

— Да так, ничего, к слову пришлось, — пожал плечами Сечень. — Просто мне думается, что однажды довелось мне увидеть Радивоя Проклятого.

Велигой весь превратился в слух.

— Что, правда? — заинтересованно спросил Драгомысл. — А сколько ты перед этим выпил?

— Ни капли, — сказал, как отрезал, старый воин. — У Святослава на службе хрена с два бы тебе дали нажраться перед сражением. А тут еще в такую передрягу угодили…

— И как же дело было? — Драгомысл поудобнее устроился в седле, — Рассказывай, пока время есть.

Сечень выпрямился, прокашлялся.

— В общем, осадили нас ромеи в Доростоле. Осаждать — дело неприятное, а сидеть в осаде, понятно, и того хуже. Поэтому мы, по большей части, старались сами ромеев дергать. А их, сволочей, видимо-невидимо, такое стадо пока перерубишь — руки отваляться… Сотником был у нас тогда сам Зарян. Не слыхал? Э-э-э-х, куда этот мир катиться? Если уж такого воя позабыли…

— Не позабыли, — вмешался Велигой. — Лично я о Заряне слышал раз сто, не меньше. Так ведь он же вроде бы там, под Доростолом и пал смертью геройской?