Александр Прозоров - Медный страж

Перекусив, Олег отнес копченый бараний бок и немного меда Урсуле, вернулся, немного поколол дров, расстелил возле кострища в три слоя войлочную кошму, кинул сверху красно-зеленый ковер — когда еще всего без счета брать можно, — и вытянулся во весь рост, щурясь на пламя, но старательно поводя по сторонам ушами. Что делать, раз уж он оказался единственным сторожем?

Моряки зашевелились еще поздним вечером, но вели себя не самым внятным образом: кто начинал горланить песни, запивая их вином, кто лез в реку, чтобы потом, мокрому, свернуться калачиком чуть не в самом костре, кто взбирался на невольницу и засыпал снова, прямо на ней, так и не доведя начатого дела до конца. Хорошо, что в эти моменты их не видели жены или дети, которые наверняка гордились своими красивыми и отважными папами. Многие колобродили и ночью, ища бочонки с медом для опохмелки, — и тут же падали снова, заставляя стонать девиц, чавкая мясом и чищеными кедровыми орешками. Только на рассвете многие начали вести себя более-менее разумно, подбирая оружие, присаживаясь к костру, отпиваясь речной водой или обмываясь ею целиком. Большинство, перекусив и выпив кто чего, потянулись к разоренному городищу. Как всегда, после снятых первым заходом сливок всегда находится что-то еще. Нужно только поискать внимательнее, прощупать щелочки, копнуть в мягких местах.

И действительно, вскоре один из моряков притянул еще скрутку из совсем новых, с ярким рисунком ковров, другой завертел над головой большими серебряными чашами, третий пригнал пару хнычущих детишек, не догадавшихся ночью удрать в лес.

Пахнуло маслянистым прогорклым дымом. Поначалу Олег не обратил на это внимания, греша на костер с сырыми поленьями, но потом увидел дымок почти у самой середины холма. За считанные минуты из тонкой струйки дым превратился в толстый столб, наружу вырвался сноп огня в десяток саженей высотой, тут же осел, и пламя начало разбегаться в стороны. Клумбы с цветами стали проваливаться куда-то вниз, подпрыгивали и кувыркались в воздухе крышки люков, быстро увядала трав на внешних склонах. До последней минуты моряки и варяги пытались спасти еще хоть что-нибудь, но в итоге вынуждены были разбегаться, схватив наугад что придется. Самым лихим оказался Диун, вырвавший из пламени подпаленную с двух сторон ступеньку лестницы.

— За зеркало принял, — растерянно оправдывался потом он перед друзьями.

Городище злобно заревело, превращаясь в дым и пепел, выбрасывая вверх клочки тканей, кожи, бересты, и это зрелище заставило даже невольников прекратить свой плач и причитание.

— Мать моя Макошь! — громко поразился Любовод, выбравшийся после отдыха из каюты, да так и замерший с кулаком возле непротертого глаза. — Как же так?

— Ква, — пожал плечами Олег. — Кто-то что-то опрокинул, кто-то что-то не потушил. А то ты не знаешь, как во время штурма бывает?

— Зеркала-то, зеркала все вынесли?

— Кажись, все, хозяин, — ответил Трувор. — Да ладно, самое ценное уже в трюме. Рабов надо загружать да дальше трогаться. Путь дальний, городов много. Место еще понадобится, чего зараз битком ладьи набивать?

Не в пример обычному, корабли готовили к отплытию несколько часов. Чтобы поместить рабов, пришлось перекладывать практически весь груз. Нужно было все сделать так, чтобы живой товар, во-первых, не перепортил обычный своими выделениями, во-вторых, чтобы он не смог напакостить сознательно, поломав что-нибудь, до чего доберутся его ноги или зубы. И наконец — он не должен вырваться на свободу, перепилив, например, веревку об острые, как взгляд кречета, суздальские клинки.

Наконец трюмы разделили старой парусиной и сетью бредня, грызть которую желающие могли месяцами, невольников завели на ладьи и заставили спрыгнуть вниз, задраили крышки. Середин некогда на своем опыте убедился, что нет более надежного средства от побега и бунта, нежели полная темнота. Суда отошли от берега, иа котором еще чадило разоренное селение, и легко покатились по течению — вниз, вниз, вниз! По пути, ведущему к родным причалам, родным землям. По пути, на большей части которого весла понадобятся только для того, чтобы корабли лучше слушались руля.

Плыть по течению оказалось, естественно, куда быстрее, и прогалину перед следующим городом суда достигли еще до темноты. Команды предпочли потратить ночь на отдых и вышли в путь лишь перед самым рассветом. Тянуть они не могли — чуть опоздай, и большая часть людей разойдется на работы, в лес за ягодами и грибами, по иной нужде. А живая добыча — одна из самых дорогих в любом селении от края земли и до края. Опять же, мужи, вернувшись к разоренным очагам, могут в дружину соединиться и месть затеять, преследование начать. Зачем? Лучше их теплыми в постелях повязать да потом и продать вместе с детьми и женушками.

На ладьях, не считая обитателей трюмов, опять остались только хозяева — Любовод с ведуном, также Урсула, Будута, которого Олег никуда не отпустил, да грустный Коршунов-младший.

— Тебя-то за что, Ксандр? — сочувствующе спросил Середин.

— Батю моряки с Мамки за старшего на круг выбрали. Стало быть, он ведет. А я, как второй кормчий, берегусь.

В этот раз штурм и разорение далекого городка показались Олегу совсем не страшными, ненастоящими. Крохотные человечки напоминали игрушечных, никаких звуков не доносилось, крови и вытоптанных клумб и вовсе было не разглядеть. Так, забавная игра марионеток, затеявших беготню на крохотной сцене.

Команды не возвращались назад полных три дня, не допустив на этот раз пожара и вычищая захваченный город со старательностью медведя, что обнаружил кладовую таежного бурундучка. Длинная колонна усталых людей появилась только ввечеру четвертых суток. Самыми усталыми были не столько полупьяные моряки и варяги, сколько пленники, нагруженные, как вьючные лошади. Торговые гости заставили их самих тащить собственное добро на корабли победителей. А кто-то нашел забавным раздеть невольниц догола и превратить их исподние рубахи в мешки для всякого барахла.

Поскольку отплывать было все равно уже поздно, команды затеяли новый пир, заставив танцевать на нем молодых невольниц под песни, которые не пели, а скорее завывали их отцы и мужья. Любовод долго расспрашивал пленных про старика Тидерия, но никто его не видел — сгинул старшой где-то во время штурма. А варяги взахлеб веселились по поводу того, что на этот раз даже тараны не понадобились. Они просто стучали в люки — и им открывали!

Утром корабли совершили новый стремительный бросок и уткнулись в берег напротив стоящего в полуверсте города. Команды выгрузились и прямо среди бела дня, не взяв на этот раз мечи и не надев брони, решительно двинулись вперед. Сопротивления никто не ожидал, а захватывать новых невольников никто особо не стремился — трюмы ладей и так были забиты пленниками, как у шхуны, везущей негров на плантации в Америку. Но и отпускать красивых девок никто не собирался: взбежав на холм, варяги тут же начали опрокидывать и вязать растерявшихся селянок. Моряки прыгали в люки, имея простой приказ: брать зеркала! Все остальное — как получится,