Ronekarleone - Живучая тварь

— Ублюдок, — прозвучало слабое оскорбление в адрес Уайта, а следом за ним последовал глухой звук, ознаменовавший встречу коленки профессора с носом моего родственника.

— Всё, что нужно, чтобы побороть круциатус, это просто ПОНИМАТЬ его. В этом нет ничего сложного, но нужно очень много практики. Не волнуйтесь, вам очень скоро помогут с ней. А вот то, что действительно заслуживает внимание, так это настоящая боль. Зачем зацикливаться на иллюзиях?

Уайт достал из кармана мантии… набор иголок и нож для бумаги! Вроде такие простые вещи, а мне вдруг стало страшно. Я не хотела видеть, как причиняют физические травмы даже такой твари, как мой любимый дядюшка. А вот профессору было плевать на мои желания и он, не мудрствуя лукаво, вогнал иголку под ноготь большого пальца человеку, которого я уже начала жалеть. Раздалась очередная порция криков, а как только дядя несколько привык к новым «ощущениям», нашла своё место вторая игла, и всё повторилось.

— Не забывайте накладывать чары, мешающие потере крови. Это чревато тем, что придётся пленника кормить, если потеряет слишком много. Зачем нам лишние хлопоты?

— Уайт прервал свои излияния только для того, чтобы вогнать очередную иглу под ноготь орущему человеку. Я только сейчас попыталась отвернуться, но поняла, что не могу. В комнате лежали какие-то чары привлечения внимания, наверное, как раз, чтобы никто не отворачивался от «шоу». Но я не рядовая ученица, а уж психическое заклинание побороть мне не сложно и я бросила взгляд на оставшуюся в клетке Беллу. Наши глаза встретились, она тоже с ужасом осматривала место, куда попала.

Беглого взгляда хватило, чтобы понять — на ней лежит заклинание немоты. Логично и предусмотрительно. И ужасно! Уайт был действительно близко знаком с тем, что показывает.

— Если бы меня интересовала информация, то вот сейчас самое время для первого вопроса, — произнёс я, осматривая свою вотчину. Дети были в панике. Ужасе.

Истерике. Отлично. Так и надо. — Crucio, — мне уже надоедает этот спектакль, а продолжать надо ещё долго, потому немного топорной обработки старым добрым круциатусом разбавит спектакль. Крики раздражают. Надо бы провести агитацию детишек и продолжить.

Хогвартс… Он не доволен. Ему больно. Потоки ненависти, которые мне приходится использовать для продолжения пытки, буквально разрушают древнее строение.

Конечно, одного меня недостаточно чтобы замок пал, наверное, и всё магическое сообщество неспособно его убить, но он страдает вместе с Эйвери. А меня накрывает паника, ужас, чувство собственной ничтожности. Ведь на протяжении долгих лет в этом действительно прекрасном месте со столь чистой энергетикой я пытал и убивал пленных Пожирателей.

— Вы, наверное, не понимаете, что сейчас происходит. Этим двум было дано задание.

Весьма важное. Они его провалили и были пойманы, после чего выложили много любопытной информации. А то, что происходит сейчас, их ждёт в любом случае. Я могу их отдать аврорам, там их быстренько помучают и отправят на обнимашки с диментором. Могу вернуть Тёмному Лорду, но там их ждёт участь гораздо хуже. Но я отвлёкся. Не зацикливаемся, молодые люди.

После этой фразы я со всей доступной мне силой приложил Эйвери ногой по печени, а в моей голове раздался стон, так похожий на тот, что издаёт раненое животное.

Ненавижу этого человека. Мастер пыток с холодным оружием. Редкий психопат. А теперь он открыл мне глаза на то, какой я монстр. И за это я готов выпустить на него этого самого «монстра» и разорвать голыми руками. Повинуясь взмаху моей палочки, Эйвери отправляется на пол, лицом вниз.

— Есть просто огромное количество всевозможных любопытных способов причинить боль. Мой любимый, это удачно загнанный в тело нож в сочетании с отрезвляющими чарами, делающими человека неспособным потерять от боли сознание. — Я накладываю вышеупомянутые чары на бессильно лежащего на полу человека и следом вгоняю нож для бумаги в поясницу, чуть правее позвоночника. Нож находит свою цель, которой является почка, а комнату будоражит очередной дифирамб, посвященный человеческой изобретательности и нечеловеческим целям, на которые она тратится. Гадко и громко. Я осматриваю аудиторию беглым взглядом и улавливаю, что заклинание фокусировки внимания побороли только Малфой и Ротман… как я и рассчитывал.

Талантливые ребята, жаль, что приходится знакомить их со всем этим.

— Зачем вы это всё делаете? — не выдерживает Мишель.

— Очень интересный вопрос, мисс Ротман. Вам ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пригодятся данные навыки. Вот и вся причина, — я достаю нож и начинаю ходить вокруг окровавленного человека. В общем то такой нож неудобен для подобного шинкования, но я и не для этого взял его. Я подхожу к Эйвери и продолжаю игру с его ногтями, а именно отрываю их по одному. Очень, ОЧЕНЬ неприятно, судя по удвоенному крику господина Эйвери, а если судить по стонам замка, то я на верном пути. «Процедура» длится уже час, а надо протянуть ещё минимум полтора, и я делаю это. На протяжении долгих минут я режу, жгу, протыкаю и поливаю проклятиями орущего старину Эйвери.

Замок в таком смятении, что начинает уже скулить от безысходности. Я только сейчас понимаю, ЧТО ИМЕННО так действует на мой бедный Хогвартс. В момент, когда я начинаю особо неприятную даже для меня процедуру, раздаётся дикий крик Мишель Ротман.

— ПРЕКРАТИТЕ!

— Встать, мисс Ротман. Подойдите, — я жестом подзываю девушку к пытаемому. Её страх можно резать ножом, столь материален он, но, тем не менее, она, вяло перебирая ватными ногами, подходит, — давайте поиграем? Правила игры очень простые. Вы просите меня прекратить пытки вашего дяди, и я тут же прекращаю.

Crucio.

Луч, который попадает в моего дядю столь ярок, что от его секундной вспышки начинают слезиться глаза. Заклятия нашего «профессора» всегда яркие, но только сейчас я поняла, что ещё ни разу он не колдовал в полную силу. Крики безумные, уши закладывает от этих звуков. Представить, что чувствует человек, который издаёт подобное просто невозможно. Я знаю, что Уайт не обманет, он действительно прекратит пытку по первому же моему слову. Но вот только я понимаю, КАК именно он её прекратит, и я панически боюсь, что на моих глазах как свинью зарежут человека. Я боюсь попросить убить своего дядю, потому что он может не использовать палочки для этого.

— Чего ты ждёшь? Прекрати это! — орёт сзади чей-то голос.

— Идиот ты, если не понимаешь, КАК он это прекратит, — раздаётся другой голос.

Пытка длится минуту, другую, а крики не становятся тише. Я затылком чувствую, что большая часть людей в классе уже захлёбываются от собственных слёз. Они оплакивают себя, своё детство. Никому из них нет дела до самого пытаемого человека. И я не могу их винить, ведь даже мне нет дела до дяди. Но я НЕ ХОЧУ видеть смерть.