Александр Прозоров - Потрясатель вселенной

— У нас нет другого выхода. Послезавтра сюда подойдет обоз и стада. Если мы не двинемся дальше через пять-шесть дней, начнется падеж. Роксалана, этот китаец ни за что не станет отчитываться о гонце. Мы для него — дикари, недочеловеки. Не снизойдет. Поэтому действуем, как в Булгарии. Ты все знаешь. Навес ставь вон там, за изгибом стены. Чтобы лучники из крепости не добили. Стена не каменная, из утрамбованной глины. За несколько дней проковыряем запросто. Чабык, выдели ей сотню крепких нукеров.

— Откуда ты знаешь, что она глиняная? — засомневалась девушка.

— Рассмотрел со всем тщанием, пока с писцом беседовал. До завтра управишься?

— Попробую.

— Чабык! В Булгарии после битвы с кованой ратью у нас в трофеи попали две сотни железных доспехов. Узнай, у кого эта броня, и соедини нукеров вместе, в один отряд. Тех, у кого доспехов нет вообще никаких и оружие слабое, тоже сведи в отдельные сотни, будем использовать их как лучников. А остальных — как основную силу. Судибей! Ты тоже разведи крепких воинов и слабых в разные отряды. Бей Джебе!

— Я уже понял, самых сильных отдельно, слабых отдельно и прочих тоже отдельно.

— Вот именно! Я хочу, чтобы наши сотни делились не по племенам, а по вооружению. Иначе у нас орда получается, а не войско. Родичей будут дома вспоминать, как вернутся.

— Прости, Тенгизхан, — вмешался одноглазый сказитель. — Я не понимаю глубины твоей мысли. Ты только что просил у страны колдунов дружбы. Ныне же готовишься к войне. Поведай нам, преданным слугам твоим, что именно ты собираешься делать?

— Слабый союзник не нужен никому. Сильному прощают очень много. Мы должны их напугать, уважаемый. Очень и очень сильно напугать. Только после этого нам будет о чем говорить.

Неведомый доселе ни китайцам, ни кочевникам военный механизм, запущенный ведуном, скрипнул и начал медленно набирать обороты. Под руководством Роксаланы кочевники сколотили из толстых еловых бревен навес, закидали его сверху мокрой травой, сырыми шкурами, поставили на колеса и прикатили к стене между крепостью и горным склоном. На случай, если защитники попытаются выйти из крепости и помешать воительнице — Чабык, во главе трехсот лучших нукеров, караулил ворота, удерживаясь на удалении всего двух сотен саженей. В остальной армии с трудом, с руганью, угрозами и обидами происходили невыносимые для степняков изменения. Мужчины, привыкшие жить, воевать и веселиться одной семьей, были вынуждены расставаться с братьями, дядьками, а иные и с детьми. Те, что носили железные доспехи, отныне должны были воевать отдельно, те, у кого имелись кожаные панцири и стеганые халаты — отдельно. Те, кто еще не успел разжиться серьезным оружием — тоже отдельно. И не только сражаться — Олег требовал, чтобы и в лагере разные сотни отдыхали раздельно, а не по родам и семьям. Чтобы в случае тревоги не началась путаница и хаос.

Старейшины и опытные нукеры пытались спорить, протестовать — но ведун был неумолим. В конце концов, он не напрашивался «счастливчикам» в Тенгизханы и Белые цари. Либо его слушаются беспрекословно — либо он садится на коня и уезжает в степь.

И кочевники слушались. Скрипели зубами, ругались, смотрели в сторону — но подчинялись.

Китайцам приходилось куда хуже. Они бегали по стене, кричали, угрожали — но ничего толкового для защиты стены сделать не могли. Брошенные на навес факелы с шипением гасли, стрелы нанести бревнам вреда не могли, несколько принесенных откуда-то валунов скатились с крыши наземь. Большего защитники пока придумать не смогли — а нукеры работали споро и весело, время от времени то выбрасывая наружу кучу грязно-серых глиняных осколков, то выплескивая на подсыхающую крышу пару-другую ведер воды.

— Коли так и дальше пойдет, — оценил издалека размеры глиняной кучи Олег, — она не за пять дней, а за два на ту сторону прорвется. Странно, что воевода ничего не делает. Я бы уже давно людей вывел, чтобы навес сломать, а землекопов перебить. Будь внимателен, Чабык. Вылазка может начаться в любой момент.

— Смотри, Тенгизхан! — указал кочевник и пришпорил коня.

Из-под навеса выскочила Роксалана с перекинутым на спину щитом и, петляя, со всех сил кинулась от стены. Китайцы торопливо заработали луками, одна за другой в щит впилось больше десятка стрел — но по быстрым ногам попасть никто не смог. С дистанции больше ста шагов попытки продолжили всего два стрелка, а когда девушку закрыл своим конем Чабык, успокоились и они.

Воительница добежала до дежурных сотен, упала на живот, скинула щит, перекатилась на спину.

— Что с тобой? — спрыгнули рядом Чабык и Олег. — Ты ранена?

— Они мертвы, — тяжело дыша, ответила девушка. — Все. Все-все, до единого.

— Почему? Как это случилось?

— Они… Они начали падать. Один за другим. Хвататься за горло, хрипеть и падать.

— А ты?

— Не знаю… Убежала.

— Амулет где? — Олег быстро обшарил Роксалану, заглянул в поясную сумку, вынул обугленную деревяшку с торчащими в стороны обрывками упругого, как леска, черного волоса. — Все ясно. Значит, они и правда воюют с помощью колдовства. Если тебе от этого станет легче, то напавший на тебя маг почти наверняка тоже окочурился. Это было что-то вроде зеркала. Чем сильнее бьешь, тем крепче аукается.

Он отбросил остатки оберега.

— Супротив чародейства мечом не ударишь, — печально признал Чабык.

— Вы же хотели войны? — передернул плечами Середин. — Вот вам и первая стычка. Пятеро нукеров против одного колдуна. Интересно, сколько их там, в обороне крепости?

— Вестимо, не один.

— Возьмем, узнаем. Болиголов у меня есть, корень одолень-травы есть, еще у вашего кочевья выкопал. Ромашка… Чабык, мне еще нужен рог коровы и волчьи когти. Найдешь?

— Спрошу у джунгарцев. Мыслю, скоро найдем. Волков на пастбищах пастухи каждую зиму по несколько штук убивают. Наверняка шкура с когтями у кого-то осталась.

Про рог он и поминать не стал. Этого добра у скотоводов…

— Тогда ищи. Я пока начну готовить зелье.

— Что за одолень-трава такая? — переведя дух, поднялась Роксалана.

— Русалочий цветок.

— Ты издеваешься, да?

— Ничего подобного! Кувшинка это, обычная болотная кувшинка. Говорят, русалки любили цветы эти рвать и ими украшаться. Чтобы уберечься от таковой напасти, кувшинки научились русалок отпугивать. Так с тех пор и повелось, что никакая нечисть одолень-травы не касается. Цветы кувшинки по обычаю трогать нельзя, не то русалки мстить станут. Из зависти, что ты сорвал, а они не могут. Нежить — она такая. Сама понимаешь. Но вот ежели корень высушить да растереть — ни одна нечисть приблизиться не посмеет. А посмеет — так и умрет на месте. Отравится. Еще, сказывают, любовный напиток из ее отвара получается хороший, и от зубной боли он же помогает. Но я не пробовал.