Наталья Колесова - Карты судьбы

– Гвенда, – сказал Ингри. – Сделай это. Для меня.

Он протягивал мне свою колоду. Карты тускло отсвечивали красным.

– Пожалуйста, Гвенда, – настойчиво повторил Ингри. Я с трудом оторвала взгляд от зачаровывающей колоды. Красное и черное… черное и красное… жизнь и смерть… кровь и ночь…

– Что, твои карты хотят сменить хозяина, да, Ингри? Его рука застыла.

– Подумай, – сказала я быстро, пока он не перебил меня, – просто подумай, Ингри. Волшебные вещи – не просто вещи. Они… живые. Они выполняют твою волю, но взамен забирают больше, гораздо больше! Тебе уже нечего им дать, Ингри. Нет славы, нет друзей, нет любви… Ты всем заплатил за удачу. Почему ты идешь на перевал? По долгу? По совести? Или потому что так велят твои карты?

Он глядел на меня – но не видел. Черные пустые глаза, белое застывшее лицо… Опустил ресницы и стал медленно, бережно, по одной, складывать карты в мешочек.

Дни проходили как один. Мы ехали. Спали. Ели. Снова ехали. Мы почти не разговаривали друг с другом. Лошади были неутомимы, перевал приближался, и мне становилось все страшнее. Но я приняла решение – как однажды, еще совсем девчонкой – и не жалела об этом.

…Я остановила лошадь вслед за Ингри. Северный склон был пологий, ветер сдувал снег, и древняя черная дорога ползла вниз, в долину, бесконечной извивающейся змеей.

Ингри уже слез с коня и медленно шел к большой насыпи слева от дороги. Над насыпью стоял граненый каменный столб. Это, что ли, могила Картежников? Я прищурилась, вглядываясь: столб был исчерчен то ли трещинами, то ли бесконечной вязью букв. Ингри поднялся к нему по выступам насыпи, прикоснулся руками, прислонился лбом… Я моргнула, смахивая снег с ресниц, и увидела, что что-то случилось: то ли у парня подвернулась нога, то ли он поскользнулся – Ингри сползал по столбу, скользя ладонями по ледяному камню. Губы его шевелились, словно он шептал молитву или читал, с закрытыми глазами читал имена, выбитые на стеле…

И тогда я поняла, наконец поняла – кто он.

Расщелина – или маленькая пещера – оказалась в самый раз. Туда даже можно было завести лошадей. Я нашла следы старых костров и развела свой. Так и не решившись позвать Ингри, сидела, тупо вглядываясь в ясное пламя и ожидая. Ингри пришел, когда совсем стемнело. Я молча подвинула к нему котелок, он взял ложку, подержал и положил обратно. Сидел лицом к расщелине и напряженно смотрел и слушал. Я начала дрожать: не от страха или холода – от ожидания. Потянулась, дотронулась до его руки – то ли успокоить, то ли успокоиться. Ингри отсутствующе взглянул на меня и снова перевел глаза на вход в пещеру. Ветер усиливался, захлестывая и нашу расщелину, снег прилетал из темноты, образуя мгновенные зыбкие силуэты… Я наклонила голову, прислушиваясь: ветер вздыхал, посвистывал, постанывал – и чудилось в этих звуках: «Ингри-и, ты пре-эда-ал на-с-с… Ингри-и…» Я взглянула неверяще – он сидел неподвижно, откинувшись к стене, и слушал. Лишь блестели в темноте глаза.

– Ты и вправду бросил их? – спросила я.

– Да, – сказал он отсутствующе.

– Я не верю.

– Они умерли без меня. Это одно и то же. Они всегда верили мне. Моим картам.

– Перестань! – крикнула я. – Я ненавижу твои проклятые карты!

Он взглянул устало.

– Они спасли тебе жизнь.

– Они? Или ты?

– Если бы я не был предупрежден…

– А если б они предупредили, что при этом погибнешь ты сам? Пошел бы ты со мной – как идешь сейчас, зная, что тебя ждет смерть?

Он промолчал, подтверждая мою догадку. У меня перехватило дыхание, но я продолжала:

– …или как твои люди пошли на перевал, зная, что никто из них не вернется?

– Они не знали, – сказал Ингри тихо.

– Что?

– Они не знали. Я не сказал им. Я сказал только то, что говорил всегда: «Некоторые из вас умрут». Они не знали, на что идут, Гвенда.

– Ты не оставил им выбора? Боялся, они не пойдут в бой?

– Может быть… некоторые. Но я… я хотел, – он беспомощно посмотрел на меня, – чтоб у них оставалась надежда.

– Тогда почему ты не хочешь дать надежду себе – или мне? Будь слепым, но сохрани надежду, парень.

– Мои карты никогда не обманывают, Гвенда!

Мне захотелось завопить, завыть от тоски и злобы, вырвать из его рук проклятые карты, разорвать, сжечь – чтобы их не было никогда, никогда…

– Ну тогда иди, парень, – сказала я сухо. – Иди и сделай то, что считаешь нужным.

Я наклонилась, вороша костер; полетели искры, я вскинула руку, заслоняясь от них – и от взгляда сидящего напротив мужчины.

– Гвенда…

– Иди, – сказала я сквозь зубы. – Иди, умри, как ты давно хотел. Мне все равно, как это будет! Отдашь ли ты себя мертвецам-оборотням или перережешь себе горло… Если ты думаешь, что так и надо, что это хорошо и правильно, потому что так сказали твои карты, и потому что ты сам этого хочешь, иди и сдохни, Ингри!

– Гвенда.

Я отмахнулась от искр и от его голоса.

– Иди к своим любимым мертвецам – они ведь ждали тебя так долго! Иди и целуйся со своей подружкой-смертью! Ты все забываешь, что и живые могут ждать и любить тебя и…

– Гвенда.

Я подняла голову – он стоял на коленях по другую сторону костра, и огонь плясал на его лице и в его окаянных глазах. Я увидела его неуверенно протянутую руку. Сказала устало:

– Иди. Я буду ждать.

Мы почувствовали их одновременно. Одновременно оглянулись. Одновременно встали. Там, в темноте, взвивались мгновенные снежные вихри – то ли тени, то ли призраки, то ли души умерших, ждущие обещанной дани.

Ингри дошел до выхода, оглянулся. Сказал – почти с улыбкой:

– Смешно. Ведь тогда я хотел умереть – и не умер. А теперь…

Не договорив, он вынул меч и с силой вонзил его в мерзлую землю у входа в пещеру. Положил ладонь на рукоять. Лезвие меча отражало огонь, так же светились глаза Сагвера, легендарного командира легендарного отряда Картежников.

– Никто не тронет тебя этой ночью, – сказал он и, миновав свой пылающий меч, шагнул в разом проглотившую его ночь.

Я стояла, прислонившись лбом к камню – холод ноющей болью входил в кости черепа – и смотрела, как он идет: очень усталый, понурый, очень старый человек… Сутулясь, волоча ноги, он шел, похоже, сам не понимая, куда. Шел, потому что иначе бы просто упал – лицом в месиво камней, льда и снега. Он подошел ко мне почти вплотную и поднял голову. Смотрел долго, очень долго, словно не видя меня или вспоминая, где меня видел. Я не шевелилась, глядя в его глаза – черные и холодные, как скалы Сунгана. Кто вернулся ко мне? Ингри? Сагвер? Кто-то третий? Или лишь пустая оболочка, оставшаяся от них?

– Все… – сказал он.

Мы возвращались. Ингри чуть впереди, я сзади, следя, как бы он не свалился с лошади. Всех моих трав и настоев хватило только на то, чтоб он влез в седло и кое-как в нем держался. Он молчал, но когда-нибудь он расскажет, каково это – драться со смертью, с судьбой, с самим собой…