Макс Мах - Хозяйка Судьба

— С Игнатием?! — Едва ли не в ужасе воскликнула Анна и даже отступила на шаг назад.

— С ним, — кивнул Карл. — Но вы зря его опасаетесь, сударыня. Мне он друг, а не враг, а вас любит, как собственную внучку. Просто обстоятельства иногда сильнее даже очень сильных людей.

— Любопытно, — возможно, Конраду было совершенно все равно, куда теперь идти, но он уловил нерв разговора и решил, по-видимому, перевести его в другое, более безопасное русло. — Признаться, никогда не бывал в Сдоме. Это правда, что они не любят оборотней?

— Все относительно, — с облегчением улыбнулся бану Карл. — Декларируемая политика иногда довольно далеко отстоит от повседневной практики.

— Я полагаю, — сказал он, обращаясь уже ко всем сразу. — Что дверь должна открываться в подземельях княжеского замка. Там ведь настоящий лабиринт, не так ли, Август?

— Да,… капитан, — по-видимому, Август находился в затруднении. Он не знал, как должен теперь обращаться к Карлу. Ну, не дедушкой же его, в самом деле, называть!

— Тебе приходилось там бывать?

— Буквально пару раз, — развел руками Август. — Я сопровождал князя в поминальные дни.

— Так ты бывал в усыпальнице? — Карл был приятно удивлен. Это и в самом деле была большая удача.

— Да, — подтвердил Август.

— Ну вот и славно, — Карл улыбнулся своему Капитану и хотел было перейти к следующему пункту своего плана, но вовремя вспомнил о том, что чувство неуверенности особенно болезненно как раз для сильных и уверенных в себе людей.

— Называй меня по имени, Август, — сказал он. — Я думаю, своему внуку и графу империи я это вполне могу позволить. Согласен?

— Да, Карл, — с видимым облегчением подтвердил Август.

— Отлично, — снова улыбнулся Карл, которому на самом деле было сейчас не до смеха. Удивительно, но этот странный квест сквозь двери Мотты, ощущался им точно так же, как острое желание рисовать, охватывавшего его порой. Желание, силу, ведущую его от штриха к штриху по полной неизведанного дороге созидания, которую принято называть вдохновением. Впрочем, где-то в глубине его души зрело уже понимание того, что все, что он теперь делает, это в конечном итоге все тот же рисунок, только настолько сложный, что грандиозность воплощаемой им в жизнь картины понять можно будет только потом, когда полотно будет завершено.

— Отлично, — сказал Карл. — И я полагаю лабиринт этот не самое посещаемое во дворце место, не так ли?

— Вы правы, Карл, — согласился Август. — Люди бывают в основном на верхнем уровне, там где расположены склады, тюрьма, и кухня. А вниз… Я конечно ничего не могу утверждать, но мне кажется, что на нижние ярусы спускаются крайне редко.

— Отлично, — повторил Карл. — Вот там, дамы и кавалеры, вы нас и подождете.

— Кого вас? — чуть прищурился Конрад.

— Нас, Конрад, — усмехнулся Карл. — Вас, меня и Августа. В город мы пойдем втроем. Август знает его, как свой собственный карман. Меня там никто не ждет, а вас — не знает.

— А мы будем сидеть в это время в холодном темном каземате… — Как бы размышляя вслух, медленно продолжила его фразу Валерия.

— По-видимому, — согласился с ней Карл. — Впрочем, теперь у нас есть факелы и вино, так что ни темно, ни холодно вам там не будет. А ходить по такому городу , как Сдом, всей компанией… Согласитесь, Валерия, что это было бы весьма опрометчиво, учитывая, как там любят меня, принцессу и наших волшебниц.

— Скажите, Карл, — неожиданно вмешалась в разговор Виктория. Настроение ее внезапно и без видимых причин изменилось, и объяснение этому могло быть только одно. Колдунья что-то «увидела», но увиденное ее не встревожило, а скорее заинтересовало. — Что вы надеетесь найти в усыпальнице Гавриила и Арины?

«Видела… Ну, на то она и видящая, чтобы „видеть“».

— Ничего, — ответил Карл. — Я полагаю, что костей их в саркофагах нет, но полагать и знать, в данном случае, не одно и тоже.

— Четыре сотни лет… — задумчиво сказал Конрад. — А знаете, Карл, мне нравится ход ваших рассуждений. Четыреста и триста, я вас правильно понял?

То, что Конрад умен и великолепно образован, Карл знал и раньше. Бан не часто и немногим позволял приблизиться к себе достаточно близко, чтобы рассмотреть эти не главные для аристократа, как полагали многие, черты своей личности. Однако Карл был одним из тех немногих, перед кем Конрад приоткрыл врата своего внутреннего пространства, и, даже если бы Людо не рассказал о нем много такого, что трудно было бы узнать за столь короткий срок, все-таки за прошедшие месяцы, Карл и сам успел вполне оценить и недюжинный ум, и огромные знания Конрада Трира. Но только сейчас ему открылось нечто до поры скрытое за сдержанной манерой общения одного из наиболее влиятельных великий бояр Флоры. Конрад, оказывается, шел той же самой дорогой, что и он, и, даже не зная всех обстоятельств, не будучи центральной фигурой этого древнего заговора, пришел к тем же самым выводам.

— Вы правы, Конрад, — согласился Карл, перехватив сразу несколько заинтересованных взглядов. — Именно в этом направлении я и думаю.

Он не ошибся. Эта дверь — кез , тет , аш … аметист, сапфир и топаз — открывалась в подземелье, но было ли это то самое место, о котором думал Карл, или какое-либо другое, предстояло еще выяснить. Впрочем, случай ли свел его когда-то с девушкой Феодорой, или это судьба, много лет спустя, привела в его отряд Августа Лешака? Какие боги и за что благоволили Карлу Ругеру из Линда, когда сенешаль князя Семи Островов послал следить за ним одного из лейтенантов княжеской дружины, выбрав из двух, именно того, кто теперь, шесть месяцев спустя, после очередной погруженной во мрак лестницы и перед другой точно такой же, остановился и, покрутив носом туда-сюда, заявил, что помнит эту галерею, потому что именно она ведет к склепам усыпальницы Рудых?

— Спасибо, Август, — теперь, сделав буквально несколько шагов по выложенному красным, крошащимся от древности кирпичом коридору, Карл и сам почувствовал тот особый запах склепа, который здесь ли, или в любом другом месте, трудно спутать с чем-нибудь другим.

— Вы можете на меня рассчитывать, Карл, — Август ведь неспроста получил свое прозвище. Лучшего человека для ночных рейдов трудно было сыскать хоть по ту сторону гор, хоть по эту.

А князя Гавриила и жены его, Арины Новы, в усыпальнице, и в самом деле, не оказалось. Склеп был — «Разрывать могилы грех, ведь так?» — и каменные саркофаги, богато украшенные тонкой резьбой, незыблемо стояли на своих местах, но были они пусты, и Карл полагал, что таковыми они были всегда. Память, традиция, последняя честь… Все, что угодно, но только не могила. А вот, где, на самом деле, покоились останки основателей Семи Островов, знали, по-видимому, одни лишь всеведущие боги. Там же, вероятно, где нашел свой конец и Виктор де Майен, и где, возможно, заканчивались и его, Карла Ругера, собственные дороги. Однако то, чего еще не случилось, не существует до тех пор, пока ты сам не признал своего поражения. И Карл не стал рисовать картину собственной смерти. Этот рисунок создаст когда-нибудь и где-нибудь кто-то еще. А он, убедившись, что догадка его верна, предпочел думать теперь о другом. Вопросов, которые с нетерпением, подобным жажде любовника, ожидали своих ответов, было еще много. Мозаика, та великолепная и невероятная по своей сложности и изысканности картина, которую Карл представлял себе пока в самых общих чертах, еще не сложилась. Она только возникала постепенно из небытия, но до завершения трудов было еще далеко.