Маргит Сандему - Чудовище

У нее были желтые глаза, острые скулы и жесткие черные волосы. Сложения она тоже была угловатого. Но на этом сходство и кончалось. Бенедикта была на редкость крепким ребенком. И черты ее лица несли на себе отпечаток удивительной силы и великого покоя. И в ее глазах, столь характерных для рода Людей Льда, с твердым, спокойным взглядом уже в возрасте нескольких месяцев, не было ни капли зла.

Еще одним испытанием для Хеннинга было то, что родители Аннели отказались считать Бенедикту своей внучкой. Увидев девочку всего один раз, они с отвращением отвернулись. Истинной причиной их неприязни к девочке была, конечно, смерть Аннели при родах. Эта семейка с Липовой аллеи продемонстрировала, что они все принадлежат к сатанинскому роду.

Но разве Люди Льда были когда-нибудь сатанистами? Никогда, если не считать кого-то из меченых, никогда они не взывали к Злу, как это мог кто-то подумать. Суль ближе всех стояла к этому, но ведь она встречала своего Властителя Тьмы только в состоянии наркотического опьянения. Он никогда не был для нее реальной фигурой. Для Людей Льда существовала только одна злая сила: Тенгель Злой. Для них он был куда более опасным и осязаемым, чем какой-нибудь выдуманный властитель преисподней.

Все на Липовой аллее любили малышку, все осторожно брали ее на руки, ласково говорили с ней. Белинда сразу полюбила ее и оберегала, словно ястреб. И эта любовь была нужна Бенедикте, ведь жизнь ее не обещала быть легкой — не помогло бы никакое колдовское искусство.

Хеннинг не спускал ее с рук, прижимал ее к себе, прикасался щекой к ее щеке и носил по комнате, чувствуя по отношению к ней великую преданность и великую скорбь. Он любил Аннели до последней минуты ее жизни, несмотря на ее растущую неприязнь к нему и дурное расположение духа. И теперь он готов был сделать все, чтобы их дочери было хорошо.

Но в глубине души он испытывал страх. Пока Бенедикта казалась не опасной. Но ведь она была еще грудным ребенком. И из нее могло получиться все что угодно, она могла нести в себе еще больше зла, чем Ульвар или Сёльве, который в самом начале был таким многообещающим ребенком, а впоследствии превратился в злобное чудовище. И Хеннинг молил Бога о том, чтобы его дочери не была уготована такая судьба.

К счастью, семья Аннели снова переехала в Кристианию. Они почувствовали облегчение, узнав, что уже некому распространять глупые слухи о людях, живущих на Липовой аллее, об их дьявольских особенностях.

И в некотором смысле Вильяр и его семья успокоились. В их доме не было больше омерзительного Ульвара, хотя он часто наведывался к ним. И тогда они дружно следили за тем, чтобы он не оставался один с Бенедиктой, но он, похоже, вовсе не интересовался ею. Что-то другое занимало его мысли, и никто не мог понять, что именно.

Марко, возвращаясь из школы, почти каждый день заходил к ним. Они с Хеннингом были настоящими друзьями, и Марко восхищался малышкой. Было похоже, что она тоже привязалась к нему: всякий раз, когда он подходил, она улыбалась ему беззубым ртом.

С хозяйством тоже было все в порядке, и все было бы прекрасно, если бы Хеннинг не чувствовал себя таким одиноким. Что-то погасло в нем. Это произошло еще при жизни Аннели. Белинда и Вильяр понимали, что бесконечные упреки девушки он переносил куда тяжелее, чем это могло показаться постороннему. Она так и не признала в нем мужа. И он начал склоняться к мысли о том, что в жизни ему не хватает как раз доброты, ласки и дружелюбия. Где и в чем он совершил ошибку?

А ведь никакой ошибки он не совершил, если не считать ошибкой то, что он влюбился не в ту девушку. Хорошенького личика было вовсе недостаточно. К тому же Аннели ведь сама навязалась ему… Но Хеннинг брал всю вину на себя.

В 1874 году у Малин и Пера родился сын, Кристоффер Вольден из рода Людей Льда. В Норвегии они имели право именоваться Людьми Льда. Малыша назвали в честь деда по матери Кристера, и все так гордились им, так гордились!

Первые два года, прожитые вместе с Ульваром и Марко, прошли на редкость хорошо. Они вели скромную жизнь в своей маленькой вилле. Пер занимал в коммунальном правлении прочное положение, да и Малин была не без средств. Не проходило и дня, чтобы кто-то из них не встречал своих родственников с Липовой аллеи. Отношения у них были хорошими, Марко прилежно учился в школе, а Ульвар…

Да, с Ульваром было сложнее. Малин не понимала его. Он постоянно бывал жесток и груб, смеялся своим скверным смехом, сделав какую-нибудь пакость, но вел себя удивительно смирно в своем новом доме. Самое большее, что он позволял себе, так это пустые угрозы, которые никого больше не пугали.

Сначала Малин подумала, что это Марко держит его в узде. Но потом она стала понимать, что что-то другое шевелилось в извращенном мозгу Ульвара.

Он что-то замышлял. У него были какие-то тайны.

Поэтому к дому и семье он стал равнодушным. Поэтому он предоставил им право жить в мире.

Когда родился Кристоффер, Малин была напугана. Она знала, что и Пер тоже испытывает страх. Когда она впервые собралась показать мальчика Ульвару, у нее так дрожали руки, что она вынуждена была передать его Перу.

Ульвар взглянул на младенца без интереса.

— Уродец, — сказал он. — На это дерьмо и смотреть не стоит!

Сказав это, он ушел.

Он вообще большую часть дня проводил вне дома. Часто захаживал на Липовую аллею, и Хеннинг сразу же находил ему работу. Ульвар с большой неохотой подчинялся, делал самое необходимое и шел дальше по своим делам, прямиком в лес. Там он проводил почти весь день.

Но в последнее время он стал необычайно часто бывать на Липовой аллее. Отлынивая от всякой работы, он бывал предоставлен самому себе, и никто не знал, чем он занят, потому что в лес он больше не ходил. К вечеру он имел обыкновение снова появляться во дворе, словно он и не уходил оттуда, а потом отправлялся домой. На губах у него была улыбка какого-то жуткого удовлетворения.

Первое время Малин не спускала со своего малыша глаз, независимо от того, был Ульвар дома или нет.

Это происходило до того дня, когда ей пришлось ненадолго отлучиться к торговцу, а Кристоффер спал. И она надеялась вернуться до того, как он проснется.

Пер был на службе, Марко — в школе, а Ульвара часа два уже не было дома.

Малин выбежала из дома, все время думая об оставленном дома ребенке. Но не успела она выйти на дорогу, как пожалела о том, что сделала, и повернула обратно. Корзина с хлебом может и подождать, лишь бы жизнь мальчика была вне опасности.

Мальчику в это время было около полугода; и за все это время она ни разу не оставляла его одного. Ей не следовало этого делать и сейчас.

В доме было тихо, когда она вошла. Она направилась в спальню.