Маргит Сандему - Ненасытность

Кристоффер пригласил Лизу-Мерету провести с ним вечер. Теплая улыбка, которой она одарила его при встрече, проникла в самое его сердце. Какой привлекательной она была — во всех отношениях! Как приятно было смотреть на нее!

Входя с ней в ресторан, он сказал:

— Твоему брату стало уже лучше.

— Я слышала, он испытывает сильные боли.

— Да, это так, — сухо ответил Кристоффер. — Иначе и быть не может, ведь у него повреждено столько нервов!

Она взяла его под руку. Лиза-Мерета всегда чувствовала себя счастливой, входя в многолюдный зал вместе с Кристоффером Вольденом. Никто не был таким изящным и привлекательным, как он, таким толковым в своей работе и таким богатым.

— Ты собрал ноги Бернта по кусочкам, — сказала она. — Я так горжусь тобой!

Ее манера льнуть к нему неизменно наполняла его ощущением счастья. Он улыбнулся ей в ответ.

Когда они усаживались за столик, она с воодушевлением произнесла:

— Мне хотелось бы разделить с тобой работу в больнице. Меня всегда восхищала Флоренс Найтингейль. Не найдется ли для меня какой-нибудь работы?

Он засмеялся. Они сели за стол, и он, продолжая держать ее за руку, сказал:

— Не думаю, дорогая. Это очень скоро надоело бы тебе.

— Тогда ты не знаешь меня. Я хочу быть рядом с тобой, понимаешь ли ты это? Разве я не могла бы менять влажные компрессы несчастным больным?

— В этом у нас нет необходимости. Тебе, скорее всего, пришлось бы выносить горшки или драить пол. Или же учиться много лет.

Она состроила гримасу.

— Нет уж, увольте!

Просмотрев меню, они заказали ужин. В ожидании официанта Кристоффер глубоко вздохнул и начал:

— Лиза-Мерета, я хочу, чтобы ты знала, что всегда можешь на меня положиться. Она тут же насторожилась.

— Надеюсь, ты не думаешь, что именно из-за этого я хочу работать в больнице? Неужели ты считаешь, что я сомневаюсь в твоей верности?

Эта мысль раньше не приходила ему в голову, но теперь пришла.

— Нет, конечно, нет, — торопливо ответил он. — Но иногда ты кажешься мне такой ранимой, словно беззащитная, неуверенная в себе девочка. Мне хотелось бы взять тебя под свою защиту, Лиза-Мерета. Навсегда.

Это были совсем не те слова, которые он собирался сказать ей, сидя на берегу реки. Разговор их пошел совсем не так, как он хотел, с самого начала.

— Я уверена в тебе, — сказала она, улыбнувшись. У нее была такая милая, обворожительная улыбка. — Просто мне хочется быть рядом с тобой — всегда!

— Прекрасно! И когда тебя нет рядом со мной, ты должна помнить, что все мои мысли обращены к тебе. Всегда и всюду. Тебе это известно, не так ли?

— Да, Кристоффер, — с оттенком благоговения ответила она. — Спасибо за эти слова! И за те, что ты сказал до этого. Могу я считать это…

— Сватовством? Мне кажется, что можешь.

— О, Кристоффер, — прошептала она, сжимая его руку. — Ты знаешь, я так люблю тебя!

Он ничего не ответил, поскольку официант принес ужин. Теперь оба они ждали, чтобы он ушел.

Лиза-Мерета наклонилась к нему через стол.

— О чем ты задумался? У тебя такой счастливый вид! Взяв вилку и нож, он сказал:

— О, я думаю о том, как удачно сделал операцию этой бедной девушке из дикой местности.

Руки Лизы-Мереты, держащие нож и вилку, застыли в воздухе, но она тут же непринужденно заметила, поднеся ко рту кусочек мяса:

— Мне показалось, что ты только что говорил о том, что мысли твои постоянно обращены ко мне?

Он принял это за шутку с ее стороны и рассмеялся.

— Не принимай это близко к сердцу, — сказал он. — Это просто бахвальство с моей стороны.

Но у нее явно пропала охота разговаривать. Он заметил, как она недовольно поджала губы и продолжала есть, не поднимая глаз от тарелки.

Некоторое время они ели молча, потом Лиза-Мерета сказала:

— Она ужасно худая. Настоящий труп.

— Кто?

— Эта твоя старуха с хутора. Должно быть, она намного старше тебя?

— Ах, да, Марит из Свельтена, — спокойно ответил Кристоффер, стараясь побороть в себе чувство раздражения. — На самом деле, ей двадцать девять лет, я узнал это из записей в журнале. Она не прожила ни одного счастливого дня в своей жизни.

— Ты всегда интересуешься возрастом своих пациентов?

— Я должен это делать, чтобы знать, каковы у них силы сопротивления. Что же касается Марит из Свельтена, то она выглядит намного старше своих лет.

Это было не совсем так, но он интуитивно понял, какой ответ мог успокоить Лизу-Мерету.

«Господи, — подумал он. — Если я начну ей лгать, наши отношения разрушатся. Я должен отучить ее от этой вечной, ничем не обоснованной…»

И впервые он сознательно употребил мысленно это слово: ревность!

На следующее утро обход делал не он, но он все же нашел время, чтобы зайти к ней. Он сделал это, чувствуя непонятные угрызения совести. Но, вдумавшись, понял бы, что боится, как бы об этом не узнала Лиза-Мерета.

Однако Кристоффер не задумывался об этом. Он чувствовал угрызения совести из-за того, что опасался, как бы другие больные не подумали, что Марит его фаворитка. Ведь это было совсем не так, просто он беспокоился за нее, она вызывала у него дополнительное чувство ответственности.

Проснувшись на следующее утро, Марит была шокирована тем, что ширму убрали и на нее были теперь устремлены вопрошающие, выжидающие взгляды. Как она должна была вести себя здесь? Последние годы она едва осмеливалась разговаривать с людьми, и когда кто-нибудь обращался к ней, она прикрывала рукой лицо и бормотала в ответ что-то нечленораздельное.

И вот теперь она была окружена целым полчищем любопытных женщин. И все они молчали.

Она обратила взгляд к окну. На подоконнике стоял в плошке цветок, такой красивый, каких она никогда не видела. Он был почти плоским, с удивительными красными и желтыми прожилками. Цветок этот был чем-то похож на те растения, которые она изредка встречала на скалах, но он был намного крупнее.

На грязно-коричневой стене висел шкафчик, в котором стояли различные пузырьки и бутылки с этикетками. Судя по всему, там были лекарства.

Кровать ее была железной, в чем она убедилась, взявшись рукой за край. Раньше она никогда даже не слышала о железных кроватях.

Одна из женщин заговорила с ней, и она почувствовала в горле клубок, ей стало страшно. Женщина спросила ее: «Как тебя зовут?» Ей нужно было ответить, но как она могла это сделать, если гортань ее словно перехватило обручем и у нее было единственное желание — скрыться от посторонних глаз.

«Нет, не закрывай ладонью лицо! Ты должна, должна ответить, не бойся, Марит», — мысленно убеждала она себя.

Насмерть перепуганная, она повернула голову к соседней кровати.

После обхода пришел доктор Вольден.

Худое лицо Марит просияло, когда он вошел, щеки покрылись красными пятнами. «Странно, — подумал он, — а ведь казалось, что в ее теле вообще не осталось крови!»